— Получил, — кивнул Денстервиль, — но, так как в ней не было указано время, я ждал более оботоятельного приглашения, — улыбаясь, но скрывая насмешку над незадачливыми ревкомовцами, ответил Денстервиль.
— Мы хотим, чтобы вы отправились с нами сейчас и дали объяснение комитету, который ждет вас, — сухо сказал Коломийцев.
Не меняя удобной позы отдыхающего в креоле после сытного обеда и приветливо улыбаясь, Денстервиль неторопливо ответил:
— Комитет, должно быть, так же устал, как и я, после дневной работы, и я полагаю, что завтра утром мы смогли бы обсудить обстоятельно все вопросы. — Он извлек из бокового кармана коробку дорогих папирос и зажигалку и предложил ревкомовцам. — Не желаете ли? — Они отказались. Денстервиль закурил и продолжал все с той же улыбкой: — Пока что я могу сказать вам, что мы движимы только лишь чувством дружбы к России и не имеем никаких намерений разводить контрреволюцию.
Подчеркнутая вежливость и галантность генерала, за которыми скрывалась насмешка над нижними чинами, представлявшими революционную власть, бесили Коломийцева, и он, нервничая, то и дело приглаживал волосы.
— Союзной вам царской России больше нет, а Советскую Россию Великобритания не признала. О какой же дружбе идет речь?
Генерал уклонился от прямого ответа.
— Поверьте, я сожалею по поводу общего положения вещей. Признаться, я ожидал от вас теплого отношения и уверен, что завтра утром смогу рассчитывать на всяческое содействие с вашей стороны. Да, я уверен, что мы сговоримся по всем пунктам.
— Хорошо, ждем вас завтра в одиннадцать, — поднялся Челяпин.
— Позвольте еще раз поблагодарить вас за то, что вы взяли на себя труд прийти ко мне. Мне было очень приятно познакомиться с вами. — Денстервиль пожал им руки и проводил до дверей.
— Зачем ты согласился на завтра? — недовольно спросил Коломийцев, когда они вышли за ворота.
— Пойдем, свяжемся с Баку, — предложил Челяпин, не ответив на вопрос Коломийцева.
Они направились на радиостанцию и запросили Баку. Вскоре из совдепа пришел ответ: "Денстервилю препятствий не чинить в случае, если он пожелает возвратиться со своей миссией обратно. В Тифлис не пропускать".
Утром, ровно в одиннадцать, Денстервиль в сопровождении капитана вошел в кабинет председателя ревкома.
Они пожали руки всем присутствующим и сели в конце стола.
— Товарищи, — начал Челяпин, — мы пригласили генерала Денстервиля…
— Ну, зачем так официально? — с улыбкой перебил Денстервиль. — Называйте меня по имени-отчеству — Лев Львович.
Все удивленно переглянулись, а Челяпин продолжал:
— …генерала Денстервиля, чтобы он дал объяснения по поводу внезапного появления отряда и вообще изложил свои дальнейшие намерения.
Денстервиль с наигранной искренностью заговорил о традиционном русском гостеприимстве, о своем глубоком уважении к сидящим здесь представителям власти и о том, что обескуражен их отношением, ему больно за сухой прием, словом, пытался уйти от прямого ответа, сохранить в тайне задачи своей миссии и в то же время хотел расположить к себе этих молодых солдат, казаков и матросов.
— Нам хорошо известно, генерал, — официально, но любезнее продолжал Челяпин, — что ваш отряд пробирается в Тифлис по приглашению контрреволюционного Закавказского сейма, чтобы помочь ему бороться с большевистским совдепом Баку. Тифлисская операция — заранее проигранная игра. Ревком предлагает вам другой план: в письменной форме, официально признайте Советское правительство и тогда можете ехать в Баку и действовать с одобрения большевиков.
Денстервиль усмехнулся:
— Я ничего не имею против того, чтобы стать большевиком, но это не соответствует данному мне поручению.
— В таком случае ревком предлагает вам покинуть Энзели. Мы не выпустим вас в море. В Баку уже знают о вашем прибытии, и нам дано указание не пропускать вас ни в Тифлис, ни в Баку, поскольку вы намерены продлить войну, которая для России кончилась.
Улыбка сошла с лица Денстервиля, он резко поднялся я жестким голосом сказал:
— Мы намеревались лишь помочь России, не вмешиваясь ни в какие политические дела. Меня не страшат ваши угрозы, я не признаю за большевистским правительством права мешать нашему продвижению. У меня достаточно пулеметов, чтобы преодолеть любое сопротивление. Я собираюсь проехать в Баку и проеду в более подходящее время!
Члены ревкома, матросы и солдаты задвигались, зашумели:
— Э, да он угрожает, никак?
— Арестовать его, разоружить!
Но Денстервиль, сохраняя спокойствие, повернулся и беспрепятственно пошел к выходу. Капитан последовал за ним.
Через два дня отряд Денстервиля покинул Энзели.
Дел у ревкома было много. Завершалась эвакуация баратовского корпуса. 23 марта в Москву полетела телеграмма: "…тяжелыми усилиями Военно-революционного комитета Персидского фронта русские войска выведены из Персии…"
Через несколько дней в Энзели узнали о мартовских событиях, о мятеже Дикой дивизии, а затем, в конце апреля, об образовании Бакинского совнаркома во главе со Степаном Шаумяном. И Коломийцев шлет в Баку одну телеграмму за другой: