И, естественно, первый выход, который гностик имеет на этом конфликте, – это то, что нужно начинать мыслить Великое как свободное от загрязнения сущим. Но что такое сущее? Ведь нужно же понять, в чём качество этого сущего, которое грязнит и пятнает. То есть если мы говорим о «высшем», о высшей реальности, о той, которая содержит в себе нестерпимое и за пределами всякого сравнения величие, если мы говорим о нём, что оно – не сущее, то мы должны знать, что такое сущее.
Естественно, что это сущее не является тем бытием материальным, которое для нас всех являет пример предъявленного нам наличия, потому что такое сущее было бы слишком ничтожным как отправная точка, как отправная площадка. Какой смысл говорить о том, что наш материальный мир является примером «бытия», в то время как гностик стремится расширить концепцию «бытия» настолько, чтобы отталкивание от него действительно бы дало великий эффект? То есть он должен видеть это «бытие» как Бытие, охватывающее как можно больше всего, для того чтобы слова о том, что «это – вне Бытия», что это – «не сущее», действительно были дорогой к абсолютному сверкающему чистому величию вне величия, за пределами Великого. То есть Великое должно быть включено в Бытие, потому что в Бытие включено всё, что подлежит сравнению. Всё, что подлежит сравнению, оно внутри. То есть и нестерпимо грандиозные перспективы абсолютно альтернативного всему тому, что находится здесь и теперь, – они тоже в Бытии. Вот здесь начинаются ощущения гностиком того, что такое сущее.
Сущее – это конгломерат всех планов, перспектив, реальностей и так далее, к чему может быть приставлен, условно говоря, предикат «есть». Но этот предикат «есть» работает не сам по себе и не во имя того, будто это есть в том смысле, что с этим можно встретиться. Он работает как некое указание на «семейность» всего того, к чему он относится, то есть эти вещи соотносимы между с собой. От одного к другому можно перейти. Они родственны. Даже если они разделены полярно, то эти полюса объединены некой прямой линией, неким стержнем, некой такой осью, которая их соединяет. Если одно отрицает другое, если они антитезны, то всё равно они взаимосвязаны полярной дорогой, прямой дорогой антитезности: допустим, чёрное и белое, но без одного не бывает другого. То есть всё, что есть в Бытии, каким-то образом повязано в общий хоровод, даже если мы говорим об очень высоких планах.
Таким образом, Бытие «пачкает» тем, что оно есть. Вот внутри него есть этот предикат и всё, к чему можно этот предикат приставить: всё, что есть, – звезда, джинн, ангел, архонт, – они есть просто как некая конструктная данность. Конструктная данность, то есть некий концепт, который имеет имя: тем самым уже можно сказать, что это есть. Таким образом, это «есть» является «пачкающим» «есть». То есть задача, которая стоит перед гностиком, – это освободить то высшее, по отношению к чему он горит, от этого «пачкающегося» начала. И здесь, естественно, возникает очень много проблем. Во-первых, если это не сущее, если это, освобождённое от пачкающего предиката «есть», оппонентное Бытию, «высочайшее величие» так чисто, то каким образом можно иметь к нему какое бы то ни было отношение? То есть тогда в чём динамическая драма взаимоотношения между этим огнём сознания, которое горит и сжигает всю вселенную вокруг, и этим чистым, абсолютно свободным от предиката «есть», Величием, которое является целью на выходе?
И если человек-гностик, который вынужден существовать в этой шкуре, родившись в определённое место и время, находится в этой среде, то каким образом эта среда является площадкой для его метафизической гностической драмы? То есть надо связать реальность, которая есть здесь и теперь и внутрь которой он вброшен как носитель этого огня, с тем, чего нет таким образом, чтобы не «загрязнить» это не сущее. Отсюда возникает необходимость очень сложных конструкций, которые опосредованным образом описывают взаимодействия между свободным от предиката «есть» Величием и тем Бытием, тем сущим, которое является, с точки зрения гностика, просто мусорной свалкой. Потому что на этой мусорной свалке рядом бок о бок лежат выброшенная случайно жемчужина, какие-нибудь золотые часы, какая-нибудь дохлая курица, сгнившее яйцо, рванная подушка, то есть всё это находится в этой «мусорной свалке». А суть этой «мусорности» заключается в том, что это – Бытие, что это – есть. Оно-то и делает именно это «есть» и всё предъявленное «мусором», и, наоборот, отсутствие этого «есть» освобождает от грязи, освобождает от лжи, освобождает от общего. Потому что ложью, против которой выступает гностик, является глобальное, является универсальное таким образом, что не сущее внутренне само по себе предполагает уникальность. Уникальность, которая не описывается, – не описывается, естественно, «нумерически».