Логика неудачи. Книга о стратегическом мышлении в сложных ситуациях

Остающаяся неясной цель – та, которая не разделяется на конкретные компоненты, – помимо наспех определенного, по большей части неэффективного поведения по «ремонтному» принципу и его последствий, также таит в себе опасность того, что однажды избранная цель со временем становится обособленной. Вспомним о правителе Таналанда, который усердно старался сделать степь Нехуту орошаемой. Как до этого могло дойти? Можно допустить следующее развитие событий: как-то раз кто-то из жителей Таналанда пожаловался на слишком малое количество дождей, и наш испытуемый начал с того, что позаботился об оказании помощи. Конечно же, организация сложной оросительной системы – это задача, требующая больших усилий; в ней есть свои трудности. Когда человек первым делом пускается в решение подобной задачи, в ней развивается своя собственная динамика. Человек так устроен, что при определенных обстоятельствах предъявляемые к нему требования кажутся ему привлекательными сами по себе. Любой игорный дом является доказательством того, что люди даже готовы отдавать деньги за то, чтобы к ним предъявлялись какие-то требования. Правда, эти требования должны соответствовать определенным условиям: успех не должен быть ни слишком определенным, ни чересчур ненадежным. Когда успех слишком очевиден, это не доставляет никакого удовольствия; а когда успеха вообще не удается достичь, человек испытывает слишком большое разочарование. А вот ситуации, в которых вероятность успеха примерно средняя, воспринимаются как очень интересные и увлекательные: подобными задачами люди занимаются активно, охотно и подолгу. Если строительство оросительной системы ознаменовывается тем, что на пути к полному разрешению проблемы человек испытывает то успехи, то неудачи, подобная задача становится для него единственно важной. Фактическая цель задачи – а именно забота о лучшем орошении пастбищ – может полностью отойти на задний план (или вообще забыться) по сравнению с той мотивационной ценностью, которое несет в себе сама задача.

Американский исследователь и психолог Михай Чиксентмихáйи[27] из Чикагского университета в 1985 году описал захватывающее влияние, которое оказывает на человека поставленная задача, предъявляющая ему все новые требования средней степени сложности; он назвал это состояние «состоянием потока»[28]. Хирурги, шахматисты, альпинисты, планеристы и представители многих других профессий, занятые, с одной стороны, сложными, с другой стороны, приносящими успех задачами, предрасположены к вхождению в такое состояние потока. Поток состоит из последовательного усиления и ослабления напряжения, страха потерпеть неудачу, триумфа над обстоятельствами и нового страха перед возможной осечкой, за которым снова следует триумф, и т. д. Подобное состояние потока знакомо практически любому из нас. Недостаточные конкретизация и дифференциация целей могут привести к тому, что случайно найденная цель втянет решающего задачу человека в состояние потока, из которого он больше не сможет выбраться (или просто не захочет из него выбираться).

В науке, где в качестве критерия успеха или неудачи не всегда рассматривается (и не может рассматриваться) критерий непосредственной пригодности результатов, подобная «маскировка целей» играет немаловажную роль. Существует немало ученых, которые поначалу всего лишь хотели написать компьютерную программу для подведения итогов эксперимента, а годы спустя обнаруживали себя в среде специалистов по информатике и компьютерам. И им едва ли приходило в голову (за исключением разве очень спокойных моментов), что они давно потеряли из виду свою изначальную цель и оказались в полном плену у триумфа, который они испытывают при работе с компьютером. Промежуточная цель превратилась в конечную. Ученый, занимавшийся социальными исследованиями и превратившийся в программиста, – это лишь один пример перерождения цели. В науке встречаются и многие другие формы такого перерождения: картотечные фанатики; те, кто помешался на использовании приборов; ярые приверженцы неизменных методов работы.

Именно этот процесс перерождения имеет в виду Хоркхаймер[29], когда пишет: «Ученые почитают «конкретизм»[30] за некую разновидность ума; в часах такой ум интересуют шестеренки, а не время, которое эти часы измеряют. Все они превращаются, так сказать, в механиков. В теории они привязывают всю свою любовь к тому, чем можно распоряжаться как чем-то несомненным; они продолжают находить уверенность в вещах, которые кажутся им абсолютно определенными, с помощью которых можно защититься от всех возражений. Они влюбляются в тщательность методов, средств и техник и патологически мало ценят (или забывают) все то, на что они больше не считают себя способными; то, чего по сути каждый из них когда-то ожидал от познания»[31].