Логика. Том 1. Учение о суждении, понятии и выводе

7. То, что отличает логически совершенное понятие от естественно возникшего представления, которое лежит в основе обыкновенного процесса речи, покоится на том, что естественной экспансивной силе образования представлений противостоит отрицательная деятельность, ограничивающая, придающая форму и устойчивость. Если прежде всего отвлечься от требования согласующихся представлений у всех, то существенное в логическом понятии заключается в постоянстве и всестороннем различении содержания представления, обозначенного посредством определенного слова.

Постоянство предполагает, что определенное содержание представления вместе с принадлежащим ему грамматическим обозначением фиксировано, так что оно всегда может быть воспроизводимо как то же самое, с сознанием его строгого тождества. Всестороннее различение обусловлено полным обозрением прежде всего сходных в большинстве случаев и легче всего подверженных смешению объектов, затем обозрением всей области вообще представимого, и оно равным образом покоится на сознательных актах, благодаря которым различия представления А, В, С, D и т. д. доводятся до сознания, а их отличие друг от друга удерживается точно так же, как и определенность единичных из них. Благодаря этому последнему акту указанное фиксирование находит себе поддержку и завершение⁸², тогда как тождество того же самого содержания становится ясным для сознания лишь благодаря отрицанию другого. В то же время, благодаря постепенности различий, становится возможным известный строй представлений.

8. Если бы то, что в ходе нашего мышления мы имеем повод рассматривать и трактовать как единое, целостное представление и что предназначено входить в наши суждения в качестве составной части, можно было воспроизвести просто при помощи неделимого акта представления – все равно, наглядного представления или соотносящего мышления; и если бы то, что вообще может стать предметом нашего акта представления, было легко обозримым замкнутым множеством таких простых объектов, которые, благодаря резким различиям, разделялись бы так, что при переходе от одного к другому совершаемый нами шаг столь же легко и точно доходил бы до нашего сознания, как переход от одного к двум, от двух к трем, – тогда логическая работа образования понятий исчерпывалась бы указанными функциями и согласующимся наименованием; тут нужна была бы лишь сила памяти, которая сохраняла бы однажды добытое обозрение. Если бы мир наших представлений был, например ограничен 12 простыми тонами октавы, то с указанием каждого отдельного тона и его надежного различения от остальных, которое предохраняло бы от всякого смешения, дано было бы все то, благодаря чему наши представления могли бы возвыситься до определенности понятий; и вместе с представлениями об отдельных тонах и с сознанием их различий нам был бы дан в неизменном порядке весь материал наших понятий.

Однако ни то ни другое предположение не соответствует действительности. Первое – потому, что то, что мы трактуем как единое представление и что мы обозначаем одним словом, как правило, может быть разложено на несколько различимых элементов и являет собой сложный продукт, образованный из более простых представлений, которые могут удерживаться сами по себе. А благодаря этому, с одной стороны, затрудняется удержание, ибо для удержания сложного представления необходимо как удержание отдельных элементов, так и способа их соединения; с другой – различению ставятся более определенные и более трудные задачи, именно поскольку сложное в одних своих элементах может быть сходным с другим, в других может быть от него отличным. Если, например, я хочу удержать с сознанием представление о лошади, то это возможно лишь благодаря внутреннему копированию, когда я часть за частью связываю в определенном порядке составные части наружного облика. Если я хочу различать это представление, то в большинстве частей оно оказывается согласующимся с представлением об осле и лишь в некоторых оно, несомненно, от него отлично.