Логика. Том 1. Учение о суждении, понятии и выводе

2. Содержащееся во всяком выводе утверждение, что значимость заключения следует из значимости посылок, имеет силу, если правила вывода соблюдены, также и в том случае, если посылки были допущены только гипотетически. Простой условный вывод возвращается тогда назад, в свою большую посылку; остальные, содержащие более чем простую меньшую посылку протазиса, могут быть изображены в условных суждениях вида «если A имеет силу и B имеет силу, то имеет силу C» («если все люди смертны и Кай есть человек, то Кай смертен») – суждениях, которые подчеркивают только момент следствия, независимо от значимости посылок. Большинство условных суждений покоится в действительности на таких силлогистических отношениях; если одна из посылок не выражается особенно, как сама собой разумеющаяся, то они являются как условные суждения с простым протазисом¹³⁵.

3. Отсюда следует, что к отношению заключения к посылкам, если рассматривать их все лишь как гипотезы, могут применяться положения об отношении между основанием и следствием.

Имеет силу, следовательно, не только то, что если посылки истинны, то необходимо истинно и заключение, но также и то, что если заключение ложно, то тем самым должно быть ложным и основание, из которого оно необходимо следует. Но поскольку это основание кроется в двух посылках, постольку из ложности заключения следует только ложность по крайней мере одной посылки – будь то большей или меньшей посылки.

Но не следует, что если посылки ложны, то ложным должно быть также и заключение; и не следует, что если заключение истинно, то истинными должны быть также и посылки. Напротив, из ложных посылок может с силлогистической необходимостью вытекать истинное заключение.

На этом основании в особенности не следует, что если одна посылка и заключение истины, то поэтому должна быть истинной также и другая посылка. И если известное как истинное положение может быть представлено как силлогистическое следствие двух положений, из которых одно точно так же известно как истинное, то отсюда нельзя делать вывод, что на этом основании истинным является также и другое положение.

Примечания

1. Ср. Windelband, Ueber Denken und Nachdenken (Präludien, 2-изд., с.212 и сл. – Есть русский перевод г. Франка). Рассуждения его содержат в себе, в частности, весьма много правильного и превосходного, – хотя то отношение, какое он устанавливает между «бессознательным» и сознательным хотением, не кажется мне вполне правильно определенным.

2. Повелительное наклонение заключает в себе, конечно, также и утверждение – именно то утверждение что говорящий хочет теперь требуемого им поступка. Желательное наклонение заключает в себе утверждение, что он желает высказанного. Но утверждение это заключается в факте процесса речи, а не в содержании высказанного. Равным образом и всякое содержащее высказывание предположение вида «А есть В» лишь благодаря факту процесса речи содержит в себе утверждение, что говорящий думает и верит в то, что он говорит. Эти утверждения о субъективном состоянии говорящего, который заключаются в факте процесса его речи и которые обладают значимостью при предположении его правдивости, сопутствуют одинаковым образом всякому акту речи, и поэтому они не могут обосновывать отличия различных предложений. Повелительное наклонение «молчи!» выражает, естественно, следующее: «я хочу, чтобы ты молчал». Но тут не имеется в виду непосредственно сообщить этот факт, а определить волю того, к кому обращена речь; тут не требуется веры в истинность повеления, а требуется повиновение. Заключающийся здесь момент я называю не подлежащим перенесению, непереносным, потому что тот, к кому обращена речь, не повторяет волевого акта повелевающего в том же смысле, как он воспринимает в себя мысль говорящего, когда верит в высказывание.

В этом ближайшем и обычном значении повелительного наклонения как выражения определенного индивидуального хотения ничего по существу не изменяется, когда оно принимает форму общего закона. Когда законодатель обращается с повелением к гражданам или членам религиозной общины, то он относится к ним, как индивидуум к индивидууму. Он говорит не затем, чтобы сообщить истину, в которую верят, а для того, чтобы объявить приказание, которое должно выполняться. Является ли повелевающий действительным индивидуумом или коллективным целым, будет ли предположенным мотивом повиновения подчинения личному авторитету или безличному государственному строю – содержанием высказанного одинаково является не сообщение истины, а требование одно делать, от другого воздерживаться.