Логика. Том 1. Учение о суждении, понятии и выводе

Я мог бы довольствоваться тем, чтобы сказать: «Это есть желтое»; субъект, о котором я сужу, был бы тот же самый, но он был бы выражен в языке лишь еще менее определенно. Когда я говорю: «Эта роза желтая», – то здесь собственно заключается двоякое суждение. Во-первых, суждение наименования «эта роза»; при помощи этого суждения наименования я подвел свое конкретное представление под общий образ; по своей форме, по своему строению и т. д. конкретное наглядное представление совпадает для меня с общим образом. Но это суждение наименования высказывается лишь мимоходом; оно проявляется не как таковое, а лишь в своем результате, в выражающем субъекте слов, при помощи которого я обозначаю эту вещь.

Но само данное суждение высказывает, что то, что я называю розой, есть желтое. На каком основании? Не на основании синтеза между «розой» и «желтым», а на основании анализа моего наглядного представления, в котором в нераздельном единстве с формой и строением дан также и желтый цвет. Один элемент моего наглядного представления тождествен с тем, что я называю желтым, и именно это я приписываю целому в своем суждении о свойствах.

Или точнее говоря, если описать процесс с самого начала, в своем наглядном представлении я прежде всего заметил те элементы, благодаря которым оно совпадает с общим образом розы, – отсюда наименование субъекта; я заметил здесь затем дальнейший элемент, который еще не выражен при помощи наименования, – отсюда суждение.

Конечно, отношение понятий «роза» и «желтый» имеет при этом значение. Если бы «желтый» аналитически содержалось в «розе», как «белый» в снеге или «холодный» во льду, – то вообще у меня не было бы никакого мотива настойчиво утверждать это. Вместе с наименованием «роза» было бы выражено уже и это. Но так как этого нет, то для того, чтобы вполне описать свое наглядное представление, я должен к обозначению «роза» присоединить еще предикат «желтый». И тот, кто слышит, например, в описании мое суждение, – тот совершает синтез: к тому образу, какой пробуждает в нем слово «роза», он присоединяет особую определенность цвета. Но я, совершающий акт суждения, – я попросту подверг анализу свое представление, служащее субъектом.

Но другой пример: «эта жидкость кислая». Разве здесь не происходит синтеза? Конечно, происходит, но до суждения, а не благодаря суждению. Пример этот отличается от предыдущего тем, что здесь сталкиваются различные чувства. Есть ли нечто жидкость или нет – я обыкновенно различаю это при помощи глаз. Предположенное суждение наименования движется, следовательно, среди чистых зрительных представлений. Теперь я пробую жидкость на язык и открываю ее кислый вкус; я высказываю свое восприятие в суждении «эта жидкость кислая». Чтобы иметь возможность высказать суждение, я должен был уже отнести свое вкусовое ощущение к тому же самому объекту, который мне был знаком благодаря зрению. Я должен быть уверен, что то, чего касается мой язык, есть то же самое, что я до этого видал в стакане. Иначе у меня не будет для предиката «кислый» никакого субъекта и я не могу совершить акта суждения, я не могу отнести предикат «кислый» к субъекту «жидкость», я не могу высказать это отношение в суждении о свойствах. Мое суждение анализирует, следовательно, ту комбинацию, которая образует собой процесс восприятия. Но функция отношения вкусового ощущения к его объекту есть отличные от функции суждения. Первые функции, выраженные в суждении, гласит: «То, что имеет кислый вкус, есть то же самое, что раньше я видал как жидкость». Вторая функция гласит: «Эта жидкость имеет свойство быть кислой». Прежде чем иметь возможность предицировать кислый вкус, я должен был уже узнать его на жидкости и в жидкости.

5. Вернемся к кантовскому примеру. Если приглядеться точнее, то тут имеется достаточное, хотя самим Кантом нигде не указанное основание, которое давало ему право считать синтетическим суждение «все тела тяжелы». Только основание это кроется не в понятии «тело», а в сущности предиката. Строго говоря, «тяжелый» есть предикат, выражающий отношение; он касается не того, чем является тело само по себе, как могущий быть изолированным предмет моего наглядного представления и моего мышления; а того, чем он является в отношении к другим телам. Суждение «все тела протяженны» имеет совершенно то же значение и по отношению к всякому отдельному телу, хотя бы я мыслил его единым в мире. Суждение «все тела тяжелы» выражает отношение всякого отдельного тела ко всем другим и не может, следовательно, еще заключаться в «понятии тела вообще».