Логика. Том 1. Учение о суждении, понятии и выводе

11. Это яснее всего обнаруживается на попытках понять или по крайней мере выразить при помощи отрицания те отношения, какие обозначались как противоположность. Из отрицания представления возникает-де первоначально противоположность, когда наряду с А появляется non-Α. Пользуясь термином, который первоначально был создан для двух противоположных суждений (см. ниже, § 23), стали различать противоречиво и противно противоположные представления. Противоречиво противоположные представления учат, относятся друг к другу как А и non-Α, так что одно представление содержит лишь отрицание содержания другого; противно противоположные представления относятся друг к другу так, что хотя одно уничтожает другое, но, кроме того, содержит еще положительное определение. «Равный и не равный», «белый и не белый» могут служить примерами противоречивых, «белый и черный», «добрый и злой»-примерами противных противоположностей.

Чтобы испытать правомерность этого учения, нужно прежде всего установить, что всякое отрицание имеет смысл лишь в области суждения. Всякое отрицание есть отрицательный ответ на вопрос и налагает запрет на предицирование; «нет» и «не» уместны лишь по отношению к суждению или в суждении. Формула «non-А, если А означает какое угодно представляемое» не имеет даже, собственно говоря, никакого смысла. Совсем нет такого представления, которое было бы лишь чистым отрицанием содержания другого представления. Если отрицание должно значить то же, что уничтожение, то представление – «человек», «небо», «голубой», «зеленый» – может, конечно, быть или не быть, оно может представляться с сознанием или даже совсем не представляться и постольку оно может быть «уничтожено». Но то, что человек не представляется, – само это не есть в таком случае представление⁴⁰, и формула эта потому уже не может иметь того смысла, что ούχ άνθρωπος означает: «человек» не представляется – что для того чтобы понять ее, нужно уже представлять «человека». Формула эта, следовательно, точно также не достигла своей цели, как и кантовская записка для памяти: «лампа должна быть забыта».

Если non-А должно обозначать все то, что не представляется, когда А – чисто по своему содержанию – представляется, представление чего, следовательно, не дано непосредственно вместе с представлением А, то А и non-А перестают обозначать несовместимые определения, и неверно, что они исключают друг друга. Когда я представляю «белое», то я не имею перед собой ничего, кроме цвета. Если non-А есть все, что не есть этот цвет, то сюда принадлежит также круглый, четырехугольный, тяжелый, растворимый в серной кислоте. Все это есть «не белое», т. е. нечто иное, чем «белое». Но эти предикаты отнюдь не несовместимы с белым, и они не образуют никакой противоположности в обыкновенном смысле; пришлось бы сперва от «белого» пойти назад, ко всем белым вещам, и затем вычесть их из всего мира. Но где слово «белый» означает попросту все белые вещи?

Но если дело должно идти о собственном отрицании, то представляемое должно отрицаться относительно чего-либо; следовательно – явно или молча – входит в какое-либо суждение. Таково и есть в действительности мнение; non-А должно обозначать то, что не есть А, относительного чего А должно отрицаться. Оно предполагает, следовательно, отрицательное суждение или ряд отрицательных суждений о неназванных субъектах, которые лишь на основании этих отрицаний и весьма косвенно могут быть обозначены как то, что не есть А. Если, следовательно, под non-Α должно нечто представляться, то эти субъекты должны откуда-то явиться, одно простое требование отрицать А не дает еще их. Я должен мысленно пробежать все возможное, чтобы отрицать по отношению к нему А. Это положительное было бы тем содержанием, какое обозначалось бы non-Α. Но это не знающее конца занятие, если бы даже оно и имело какой-либо смысл; и совершенно правильно поэтому Аристотель называл это выражение όνομα αόριστον⁴¹.