Но именно к этому примыкает теперь формула «А
не есть non-А» как выражение principium contradictionis. Предполагая, что все истинные суждения должны сводиться к «А есть А» и что в этом, в готовой системе понятий, в которой только и движется наше мышление и познавание, мы имеем абсолютный масштаб истины, она и сводит противоречие между предикатом и его субъектом к этой последней формуле. Эта формула терпит теперь умаление прежде всего относительно своего αόριστον non-Α. Правда, можно было бы попытаться путем разъяснения устранить это последнее. Можно, исходя из так называемого закона тождества «А есть А», установить суждение «Ложно, что А не есть А» именно потому, что это противоречит истинному суждению «А есть А»; можно затем путем небольшого насилия над языком сократить это в суждение «Non [A non est А]»; тогда определенное А всегда является субъектом и отрицается, что относительного этого А как предиката можно высказывать отрицание; равным образом формула могла бы иметь смысл, если А брать как знак суждения. Но это так не разумелось; non-Α вводится вполне серьезно, противоречивая противоположность понятий вместо противоречия суждений; и теперь non-Α нельзя утверждать относительно А. И вот, с известных точек зрения, можно было бы удовольствоваться non-А и формулу можно было бы признать теоретически правильной; беда только в том, что на практике она непригодна к употреблению. Даже если говорить, что «золото есть не-золото», «зеленое есть не-зеленое», «бытие есть небытие», – даже при такой оголенной форме противоречие нелегко обнаруживается перед нами. В большинстве случаев мы должны открывать его за скрывающими его покровами. Если бы только было так легко установить, какие определения, когда дано А, подпадают под non-Α и поэтому противоречат А!И вот теперь оказывается, что principium contradictionis совершенно так же, как оракул, оставляет нас без совета тогда, когда мы спрашиваем, чего именно нельзя утверждать относительно А. Ибо если бы мы ограничились тем, что А как понятие содержит-де признаки а, b, с, d
, что ему, следовательно, нельзя приписывать non-а, non-b, non-c, non-d, то затруднительное положение non-Α лишь усугубляется. И если остановиться на том, что нельзя-де отрицать а, b, с, d, то это ведь и есть аристотелевское основоположение в применении к суждениям, значимость которых уже известна.Но общей формулы, на основании которой без дальнейших рассуждений можно было бы решить, что противоположно субъекту, – такой формулы уже потому не может быть для кантовской логики, что понятия наши, согласно прямому учению Канта
, обыкновенно обозначают сущность своих предметов лишь через часть опыта о них. Из того, следовательно, что нечто не содержится в понятии, никогда нельзя узнать, что оно не принадлежит самой вещи; из того, что оно не противоречит понятию, никогда не следует, что оно не противоречит самой вещи. Это также фикция, что все отношения между понятиями мы знаем будто бы на основании противоположности и исключения.Поэтому одно только аристотелевское основоположение является верховным, совершенно безусловным и ко всякому нашему акту суждения применимым принципом, ибо оно касается лишь того, что мы знаем, функции акта отрицания, а не относится только к суждениям, субъектами которых являются понятия; ибо, далее, поскольку мы вообще знаем отношения противоположности и несовместимости понятий, оно содержит в себе основание, из-за которого понятию нельзя приписывать исключаемый им предикат.
Но обычное principium contradictionis может лишь сказать: суждение ложно
, если его предикат несовместим с определением субъекта, и поэтому оно может запрещать приписывать не совместимый с ним предикат. Тем самым оно предполагает уже знание того, что несовместимо, и поэтому не может быть безусловным верховным принципом, который сам по себе был бы достаточен для обоснования ложности суждения (и тем самым, далее, на основании закона исключенного третьего, истинности его противоречивой противоположности).§ 24. Закон двойного отрицания
Но сущность отрицания исчерпывается вполне лишь в том случае, когда к закону противоречия присоединяется положение, что отрицание отрицания
дает утверждение, что уничтожение отрицания равно утверждению того же самого предиката относительно того же самого субъекта.