Не в силах удержаться, я украдкой оглядываюсь через плечо — и мое сердце на мгновение замирает. Николай смотрит теперь не на меня, а на сына, и что-то мягкое и болезненное в его глазах… какая-то странная, отчаянная тоска.
Я моргаю, и так же быстро его внимание переключается на меня, странное выражение исчезает, сменяясь знакомым палящим жаром. Покраснев, я отворачиваюсь и продолжаю урок, мой пульс бьется неровно. Должно быть, я вообразил себе этот взгляд или как-то неправильно его истолковал. Николаю нет смысла тосковать по сыну, который прямо перед ним. Если он хочет быть ближе с мальчиком, все, что ему нужно сделать, это протянуть руку к нему, улыбнуться ему, поговорить с ним… узнать его поближе.
Он может попытаться
С другой стороны, мне всегда было легко общаться с детьми. Вот почему я выбрал этот путь карьеры. Если у Николая было минимальное общение с детьми до того, как он узнал о существовании своего сына, возможно, он просто чувствует себя потерянным и неуверенным — как ни трудно поверить в такого могущественного и самоуверенного человека.
Импульсивно, я поворачиваюсь в сидячее положение лицом к нему. "Не хочешь присоединиться к нам? Может быть, мы вдвоем закончим просмотр последних писем со Славой.
Его охватывает странная тишина. "Двое из нас?"
— Или ты можешь сделать это сам, если хочешь. Я начинаю чувствовать себя глупо. Весьма вероятно, что я неправильно все понял, приписав Николаю мысли и эмоции, отражающие мои собственные выдаваемые за действительное желания. То, что я втайне мечтала встретить своего отца и сблизиться с ним, не означает, что каждые отношения между родителями и детьми должны соответствовать определенной динамике или…
— Я присоединюсь к вам. Николай отталкивается от дверного косяка и приближается к кровати теми длинными изящными шагами, которые напоминают мне походку камышового кота.
Я отползаю назад, когда он садится на матрас рядом со мной, но со Славой, растянувшимся между мной и стеной, я не могу уйти далеко. Николай так близко ко мне, что мы почти соприкасаемся, и у меня перехватывает дыхание, когда его чувственный аромат кедра и бергамота окутывает меня, напоминая мне о прошлой ночи. Яркие сексуальные образы вторгаются в мой разум, и меня охватывает еще больше тепла, от которого мое нижнее белье становится влажным, а мое сердце начинает биться быстрее. Неловко осознавая, что Слава смотрит на нас широко открытыми глазами, я пытаюсь подавить свое возбуждение, но жар не рассеивается, мой пульс отказывается войти в более ровный ритм.
Это была плохая идея. Очень плохая идея. Я должен держаться на расстоянии от своего работодателя, не выпуская то, что равнозначно приглашению обниматься на двуспальной кровати. Там едва хватает места для меня и Славы. Единственный способ для всех нас соответствовать, если-
— Ложись, зайчик, — мягко говорит Николай, злобная полуулыбка изгибает его губы, когда он тянется вокруг меня, чтобы взять книгу. «Так что я могу правильно присоединиться к вам».
Кровь, приливающая к моему лицу, кажется лавой, когда я неохотно подчиняюсь, поворачиваясь и ложась на живот рядом со Славой, который, кажется, очарован происходящим. Николай вытягивается рядом со мной, его большое твердое тело прижимается к моему, и мне с опозданием приходит в голову, что Слава должен быть посередине и служить буфером. Прежде чем я успеваю предложить это, Николай кладет тяжелую руку мне на плечи, прижимая меня к месту, и кладет книгу передо мной.
— Давай, — шепчет он мне на ухо, от его теплого дыхания у меня по руке бегут мурашки. «Посмотрим, как ты поработаешь со своей обучающей магией».
Магия? Единственная магия здесь заключается в том, что я каким-то образом цела, а не лужица слизи на простынях — именно так ощущается мое тело, когда я лежу в его объятиях. Мой пульс стучит в висках, дыхание разрывает губы, нижнее белье становится еще скользче, и только присутствие ребенка рядом с нами удерживает меня от повторения вчерашней ошибки, поддавшись опасному гипнотическому притяжению Николая. мне.
Вместо этого я пытаюсь сосредоточиться на поставленной задаче. Прочистив горло, я прочитал: «Т — поезд:
Бросив любопытные взгляды на отца, он повторяет за мной слова, его голос сначала тихий и приглушенный, затем все более живой, и к тому времени, когда мы доходим до Z, он смеется над полосами на зебре и намеренно неправильно произносит слово, совсем забыл о большом мужчине в постели с нами.