Накануне отъезда Парин имел беседу с сотрудником министерства иностранных дел Г. Н. Зарубиным, и от него совершенно случайно услышал, что якобы имеется решение засекретить все, что связано с препаратом КР. Он тотчас зашел к Митереву, чтобы уяснить ситуацию. Тот сказал, что американцам следует передать препарат и рукопись монографии, изъяв из нее только главу о технологии изготовления препарата. Тем не менее, уже в США, Парин обратился к В. М. Молотову, который был в Нью‐Йорке, где возглавлял советскую делегацию на сессии генеральной ассамблеи ООН. 7 ноября 1946 г., по случаю годовщины «Великого Октября», Молотов устроил широкой прием, во время которого Парин смог с ним поговорить. Молотов обещал прояснить вопрос и направил в Москву шифрограмму Сталину, Жданову, Ворошилову и другим руководителям. Через две недели, после поездки по ряду городов США, Парин вернулся в Нью‐Йорк и узнал, что его разыскивает старший помощник министра иностранных дел (то есть Молотова) Борис Федорович Подцероб. Когда они встретились, Подцероб прочел Парину по бумажке примерно следующий текст: «разрешено передать рукопись без главы о технологии, при условии перепечатки на машинке, и вакцину, указать, что срок ее годности кончился». Получив такое указание, Парин уехал в Вашингтон, где было запланировано его выступление в Хирургическом обществе. В ходе этого доклада он передал американским коллегам рукопись монографии Клюевой и Роскина (без главы о технологии) и ампулы с препаратом. На следующий день ему позвонил сотрудник советского консульства Л. Н. Федоров и спросил, передал ли он рукопись и ампулы. Получив утвердительный ответ, он сказал: «Жаль, тут получена обратная команда!»[114]
Понятно, что правдивость показаний Парина легко было проверить, опросив сотрудников министерства иностранных дел: Г. Н. Зарубина, Б. Ф. Подцероба и Л. Н. Федорова. Ни один из них допрошен не был. Жданов знал, что Сталину нужна не истина, а козел отпущения, и действовал соответственно.
Заседание политбюро, о котором говорит Кротков, происходило в ночь с 17 на 18 февраля. Парина арестовали не на самом заседании Политбюро, а через час после возвращения домой с этого заседания.
Феликс Залманович Меерсон:
Насколько я помню со слов Василия Васильевича, а рассказывал он мне об этом неоднократно, на заседании присутствовали все члены Политбюро, Митерев, Клюева, Роскин, Парин, Руденко.