Логово смысла и вымысла. Переписка через океан

Все сидели за столом заседаний, один Сталин, по своему обыкновению, расхаживал по залу вокруг стола. Парину предъявили обвинение, что он по собственной инициативе вывез заграницу и отдал в печать секретную статью Клюевой и Роскина. Василий Васильевич отвечал, что имел на это официальное предписание Митерева. Само предписание отсутствовало, однако сохранилась его копия с заделанной на машинке, но не завизированной подписью Митерева. Митерев трясся и бледнел.

— Что вы, товарищ Сталин, да я… никогда, чтобы я… Товарищ Сталин, я никогда…

На вопрос о том, что она думает обо всем этом, Клюева сказала:

— Я полагаю, что Парин — честный человек. Мы предлагали ему соавторство, он отказался, но во всем нам помогал.

— А скажите‐ка, господин Парин, — спросил неожиданно Сталин, — почему вас совершенно бесплатно возили по всей Америке?

— По вашему указанию, товарищ Сталин…

— Что? По моему указанию?!

— По вашему указанию точно так же мы принимали делегацию американских ученых. Ко мне они отнеслись так в порядке взаимности.

— И даже подарили вам золотую авторучку?!

Вновь выплыла неподписанная копия предписания, вновь скулил и чуть ли не валялся в ногах Митерев. А Парин все время держался с достоинством, хотя и понимал, что решается его судьба.

Возможно, что такое поведение Парина сыграло не последнюю роль в решении его участи, ибо тиран не терпел людей, державшихся независимо и с достоинством. Лакейское поведение Митерева ему больше импонировало. Не потому ли Митерев был снят с поста министра, а потом судим «судом чести», но оставлен на свободе, тогда как Парин получил 25 лет строгого режима.

Полный состав присутствовавших на заседании Политбюро в архивных документах не обнаружен. Р. А. Руденко в то время был генеральным прокурором Украины, его участие в заседании представляется маловероятным. Несомненно присутствие Сталина, Жданова, Ворошилова, Молотова и ряда других членов Политбюро. Из вызванных на ковер были Парин, Митерев, Клюева и Роскин.

Профессор Георгий Павлович Конради:

Парин рассказывал мне, что, когда он был в Америке, там находился и Молотов — на сессии генеральной ассамблеи ООН. Прежде чем выступить с докладом о препарате КР, Василий Васильевич еще раз посоветовался с Молотовым, и тот дал добро, а на следующий день, после доклада, ему сказали, что этого не надо было делать. На Политбюро Молотов подтвердил, что доклад о КР был с ним согласован. Он сказал также, что при обследовании Министерства здравоохранения не обнаружено ничего преступного в деятельности Парина.

Феликс Залманович Меерсон:

В конце заседания, когда все Политбюро уже склонялось к тому, чтобы оправдать Парина, Сталин подошел к нему почти вплотную и, ткнув пальцем, сказал:

— А я ему не доверяю.

Когда выходили из зала, все шарахались от Парина, как от зачумленного.

Через час после возвращения домой, в дом правительства на набережной, его арестовали.

Анатолий Соломонович Рабен:

Я поступил перед войной в Первый медицинский институт, и помню Василия Васильевича с тех пор, как его к нам назначили директором. Это был спокойный, корректный, очень выдержанный человек, высокий, красивый, с прекрасной русской речью, типичный профессор в глазах студентов.

Когда началась война, нас, студентов младших курсов, тут же мобилизовали, но на фронт попали немногие. Оружия не хватало, и нас использовали на строительстве оборонительных рубежей. Рубежи эти, однако, никого не обороняли. Нас привозили в какое‐то место, день‐два или больше мы рыли окопы, причем утром нередко находили пачки аккуратно сложенных немецких листовок, а потом оказывалось, что враг уже в нашем тылу. Нас срочно везли на восток, мы опять начинали рыть окопы, и история повторялась. Рано или поздно такие строительные отряды попадали в окружение, и уж мало кто из находившихся в составе этих отрядов оставался в живых. Поэтому я считаю, что Василию Васильевичу Парину я обязан жизнью.