Логово снов

– Это твой билет на выход, – Эви подтолкнула его к двери. – И не забудь, что сегодня вечером у нас свидание. Вечеринка в «Пьер-отеле», дает какой-то богатый техасец, сколотивший себе состояние на нефти. Он там прямо купается – в деньгах, не в нефти, конечно. Это хорошая пресса.

– Ну, раз это хорошая пресса… – Сэм подмигнул ей. – Увидимся вечером, куколка.

– Жду не дождусь, – пробурчала Эви, и Сэм целую секунду не мог разобрать, говорит она серьезно или язвит.

Сэм свернул на Пятьдесят Седьмую улицу в сторону линии надземки Второй авеню. На ходу он еще раз внимательно осмотрел загадочный конверт. Первый прорыв за такое долгое время. Будем надеяться, Анна Полотник действительно знает что-то, способное привести его к матери. Но сначала эту Анну еще нужно найти.

Открытая машина, задрапированная в рекламный транспарант «Мортоновского Чудодейственного Оздоровительного Эликсира», медленно подползала к нему; джентльмен стоял в ней, держась за ветровое стекло, и орал в мегафон прохожим на улице:

– Защититесь от чужеземного недуга с помощью Чудодейственного Оздоровительного Эликсира Мортона! В каждом флаконе – излучение чистого радия для поистине лучезарного здоровья! Не дайте вашим родным и близким пасть жертвой Китайской Сонной Болезни! Купите Чудодейственный Оздоровительный Эликсир Мортона прямо сегодня!

Сэм покачал головой. Ничто так не обогащает человека, как эксплуатация страхов другого человека. Целую долгую секунду он раздумывал, не пустить ли свои способности на благо общества и не подрезать ли бумажник горлопана, но в конце концов решил, что ну его. Сейчас ему фартит, а если его суеверная мамочка чему и научила сына, так это тому, что не надо лишний раз искушать удачу.

Так, весь во власти новой надежды, Сэм вскарабкался по ступенькам и стал ждать поезда.

Коричневый седан, кравшийся за ним несколько кварталов, он, конечно, так и не заметил.

Сыны свободы

В миссии Боуэри стояла тишина, лишь время от времени прерываемая случайным всхлипом: это на кровати номер восемнадцать Чонси Миллеру снилась война, которая для него так никогда и не закончилась. Пули визжали над головой, пока двое фельдшеров волокли его носилки через утопшее в грязи и дыму поле боя. Солдатик, c лицом хориста из собора, висел на колючей проволоке, уставя взор в безжалостное небо. Его детские руки были сомкнуты, как в молитве, поверх рваной раны на животе, откуда лились кишки.

– Не отключайся, будь со мной, ста… – Слова погасли на губах фельдшера: пуля свила себе гнездо у него в черепе, и он повалился, как вырванный бурей побег.

Повсюду кругом Чонси пулеметное трат-та-та эхом скакало меж изуродованных войной деревьев. C земли умирающие молили о помощи, о прощении, о смерти – кто о чем.

– Помогите! Пожалуйста, помогите! – крикнул во мглу Чонси.

Двигаться он не мог. Если сильно задрать голову, видно окровавленные ошметки кожи и костей там, где недавно были его ноги. Каждую ночь Чонси молился, чтобы проснуться с обеими ногами, у себя дома, в Поукипси, и обнаружить, что последние девять лет его жизни были просто дурным сном, который уже закончился. Вместо этого он просыпался от собственного крика, c лицом в поту и полными слез глазами.

Но не сегодня, нет. Сквозь нестройную симфонию для пулемета и криков Чонси слышалось что-то еще – грустная, скрипучая мелодия старой музыкальной шкатулки. Справа меж двух голых деревьев вдруг отворилась дверь миссии, и песенка высвободилась, полилась оттуда, смывая грязь и копоть войны.

Чонси сел и спустил с кровати ноги… Ноги! Не сдержав вскрик, он поскорее схватился руками за колени, повел вниз, по голеням – кожа, мускулы, кости… Он согнул ноги и возрадовался этой крошечной победе. Движение! Чонси поднялся и заковылял через двери дальше, во тьму коридора, мимо коек других потерянных душ, странствующих в своих собственных снах: кто-то гнал плуг по полям родной фермы, кто-то любил на сеновале оставшуюся далеко в прошлом девушку, кто-то нырял в пронизанный солнцем летний пруд. Он оглянулся на свою кровать, где покоилось во сне то, что осталось от его сломавшегося, испорченного тела. Вот что ждет его по пробуждении… Чонси двинулся дальше, в сон, и шел, пока не оказался на старой железнодорожной станции.

Там было красиво: все кругом купалось в янтарном сиянии, согревавшем причудливые медные светильники, и клеенчатые обои с цветочным орнаментом, и маслянисто мерцающие рельсы. Правда, стоило Чонси чуть-чуть повернуть голову – вот так… и картинка теряла надежность, словно эта милая, уютная сцена пыталась прямо сейчас писать себя по темному, гнилому холсту, который нет-нет да и проступал местами сквозь красочный слой. Чонси мог поклясться, что слышит какие-то звуки из темной глубины тоннеля: острый, холодный лязг и тягучий низкий рык некой кошмарной твари, которую он не знал и определенно знать не хотел. Он совсем уже было повернул назад, когда пришел голос, тихий нежный шепот – накатил волнами друг за дружкой, как прибой на песок…

– Посмотри этот сон со мной…

– Да, – сказал он. – Хорошо…