Логово снов

– Обещай.

– Обещаю.

Он ступил в тоннель и очутился рядом с трактиром «Le Bon Rêve»[27] в сельской Франции. Они с друзьями ходили туда выпить как-то в сентябре, перед тем как сгинуть в траншеях Западного фронта. В окнах таверны горел свет. Чонси прильнул лицом к окну, но ничего не разглядел. Сочный смех донесся сквозь закрытую дверь. А потом хор нетрезвых голосов затянул песню, популярную в военные годы. Чонси даже слова до сих пор помнил.

– Все сюда! Все сюда! – вступил сильный тенор.

Это же Клем Куц! Он бы где угодно узнал этот голос. Клем, его старый товарищ, тоже откуда-то тут взялся… Чонси толкнул дверь и вошел.

Кругом длинного дощатого деревенского стола сидели все, кого он за войну потерял. Ого, и Тедди Робертс тоже тут! Бедняга Тедди… его противогаз дал течь, и он задохнулся горчичным газом, чертовым ипритом… умер с выкатившимися из орбит глазами и жуткой противоестественной ухмылкой поперек тонкого лица. И Берти Сковрон, из Буффало – он получил полный живот шрапнели и истек кровью, одной рукой все еще держась за полевой радиотелефон. Фельдшер Роланд Кэрри – потешный старый Ролли, он еще, помнится, травил реально грязные шутки, проверяя десны на цингу или заливая едким спиртом паршивую рану. И вот этот самый Ролли сидел сейчас перед ним, несмотря на то, что его унесла инфлюэнца. А вон и Джо Вайнбергер! Он умудрился-таки добраться домой, в Поукипси, после войны – правда, совсем поехал крышей после всего, что ему довелось пережить. Протянул восемь месяцев, а потом пошел в сарай – свежее такое весеннее утро стояло, – перекинул через балку веревку да и повесился. Все его старые друзья были тут – живые, юные. Целые. Братья. Вся жизнь еще расстилалась перед ними, все мечты, взлелеянные до войны – стать мужьями, отцами, бизнесменами, героями благодарной нации, – нетронутые, ждущие: только возьми меня!

– Джонни, бери ружье, бери ружье, бери ружье; выведи ствол погулять, погулять, погулять… – пел Клем.

– Слышишь, как зовут нас с тобой, всех сынов свободы зовут… – подхватили остальные.

– Все сюда, все сюда… Флаг подымем, пусть летит, янки-дудль, победи иль умри, – затянул Чонси, перепутав куплет и припев и глотая счастливые слезы. – Вы здесь! Как так вышло: вы – здесь?

Друзья улыбались ему.

– Посмотри этот сон вместе с нами.

Чонси засмеялся.

– Да. Да!

И он сел за стол, где был накрыт потрясающий пир: крутые яйца, и ломти хлеба, и слитки масла на серебряных блюдах; целая печеная свинья, окруженная сияющими яблоками, пиво, торт. В те проклятые мерзлые ночи, когда солдаты теснились во французских траншеях, будто сельди в бочке, c бурчащими от голода животами и зудящими от вшей головами, они только и делали, что говорили, говорили – о том, кто что съест, когда вернется домой.

– За кого мы вообще воюем? – спросил Тедди как-то холодное, беззвездное небо, передавая соседу одинокую сигаретку – одну на всю часть. – Что мы с вами тут делаем?

– Защищаем демократию, – ответил ему тогда Чонси.

Следующий свой вопрос Тедди выдохнул вместе с дымом:

– Это чью же?

Как же давно это было… Все они умерли, все – жуткой смертью. Его друзья. Но неважно как, все они очутились сегодня здесь, c ним, здоровые, улыбающиеся, словно это война была сном, а вот это – явью. Чонси был как пьяный – только от благодарности и огромного облегчения. На прошлой неделе врачи сказали, что у него что-то не то с печенью, так что было бы лучше на всякий случай привести дела в порядок – как будто у него было что приводить в порядок! Ну, так вот они врали, эти врачи. Все у него отлично с печенью. Ему вон второй шанс пожить дали! Чонси уже видел, как женится – в той самой церкви, где женились его родители, как растит буйную ватагу ребятишек… они так любят ловить рыбу в ручье! А если кто-нибудь попросит его будущих сыновей пойти на войну, он скажет им, чтобы катились в ад со своими просьбами!

Клем похлопал его по руке и скорчил смешную рожу.

– Больно, – сказал он. – Не настоящее. Дурной сон.

– Клем, старина, – заулыбался Чонси, – это же лучший сон за всю мою жизнь!

Еда выглядела такой отменной, что Чонси был бы рад наброситься на нее прямо сейчас – какая разница, что последние недели у него совсем не было аппетита.

– Плохой сон, – сказал Ролли, и сон на мгновение вздрогнул – всего на мгновение.

– Ваше здоровье, парни! – воскликнул Чонси, ни о чем так не мечтая, как только бы этот сон продолжался.

Он живо отправил в рот полную ложку картошки и с той же скоростью выплюнул ее обратно. Картошка оказалась сухая и горькая – будто пригоршню опилок сожрал. Он пригляделся к еде на тарелке – еда шевелилась… Черви. Сплошные черви.

– Боже! – Чонси чуть не сблевал в салфетку и принялся с омерзением вытирать рот. – Это еще что за шутки, п-парни?