— Детка, в другой раз я был бы готов выслушать любую твою извращенную, гребаную причину, из-за чего ты извергаешь это дерьмо, но главное заключается в том, что я захотел бы выслушать любую твою извращенную, гребаную причину, из-за чего ты извергаешь это дерьмо, но в данный момент не собираюсь этого делать. И я не собираюсь этого делать потому, что уже слышал, как ты извергаешь извращенное, свое гребанное дерьмо. Я и тогда был с тобой не согласен, как и теперь. Сейчас я тоже с тобой не соглашусь. Но в данный момент я имею в виду нашу предыдущую неделю, которая доказала тебе, что я прав, а ты, бл*дь, ошибаешься.
— Митч! — Прокричала я. — У нас ничего не получится.
— У нас получается уже целую неделю, — заметил он.
— Потому что я жила в мире своих грез, — ответила я, и его брови сошлись вместе.
— Мать твою, о чем ты? — прошептал он.
— Это не настоящий мир, Митч, — сообщила я ему.
— Он настоящий, Мара, — сообщил он мне.
— У нас не получится! — Воскликнула я, приходя в полное отчаяние.
Его глаза скользнули по моему лицу, несколько минут он внимательно изучал выражение на моем лице, потом мягко заметил:
— Понятно, ты заперлась в своем мире и даже меня не впускаешь туда.
— Нет, — солгала я совершенно искренне. — Я почти уверена, что ничего не получиться.
— Как ты можешь так говорить, если не даешь нам шанса, чтобы все продлилось дольше, чем какая-то гребаная неделя?
— Я уже говорила тебе почему. Такие мужчины, как ты, не проводят время с такими женщинами, как я! — Выстрелила я в ответ.
— Господи, Мара, и я уже один раз все тебе объяснил. Мне насрать, что твой двоюродный брат оказался полным придурком, а твоя мать с тетей — полным кошмаром, о котором узнал каждый, и что у тебя была судимость в несовершеннолетнем возрасте. — Закончил Митч, отчего все мое тело окаменело.
ОМойБог.
О Господи.
— Что? — Прошептала я.
Смутно заметив, как сердитое, расстроенное выражение на лице Митча перешло в напряженное, а его руки крепче обняли.
— Мара… — начал он.
— Ты знаешь о моей несовершеннолетней судимости? — Спросила я шепотом.
Руки Митча сжались еще крепче, а лицо еще более стало напряженным.
— У меня есть друг, который в качестве одолжения заглянул в твое досье, и я знаю, что ты и твой кузен Билл были замешены в чем-то противозаконном.
У меня сжался желудок, я попыталась вырваться из его хватки, но его хватка стала только сильнее.
Митч продолжил.
— Мара, самое главное то, что происходит здесь… а не то, что было в прошлом. Ты чиста уже четырнадцать лет.
— Ты попросил кого-то отыскать мое досье?! — Все еще спрашивала я шепотом.
— Ага, попросил. Ты была такой замкнутой, постоянно находилась в своем собственном мире в течение двух лет, несмотря на то, что твой бывший ушел; ты не оставила мне ни единого шанса, ничего, была заперта наглухо. Я хотел узнать, где ты работаешь, поэтому стал копать. Большой кредит. Никаких долгов. Приличные сбережения. Кое-какие инвестиции, без риска. Никаких штрафов за парковку. Никаких нарушений правил дорожного движения. Ты сменила всего две работы и три квартиры за тринадцать лет. Но когда ты была ребенком, тебя четыре раза привлекали за пьянство в несовершеннолетнем возрасте, пока тебе не исполнилось шестнадцать, один раз за хранение марихуаны, другой — за пьянство и хулиганство. Детское дерьмо, которое совершают все подростки, за исключением, что ты была с мудаком, который был старше тебя, но, видно, был недостаточно умен, чтобы защитить тебя, чтобы ты не попадалась.
Он произнес столько всего, но ничто не произвело на меня впечатления.
— Ты приказал кому-то отыскать мое досье? — Опять повторила я.
Его руки слегка встряхнули меня.
— Да, Мара. Я проделал это какое-то время назад, детка, и когда я говорю «какое-то время», имею в виду до того, как починил твой кран, — он наклонился еще ближе, — поэтому сейчас мне насрать, все то, что ты собираешься мне сказать.
На этот раз до меня дошел смысл его слов.
— Я была тогда подростком, — прошептала я.
— Мне это известно.
— Дома было не слишком хорошо, — продолжила я шепотом, выражение лица Митча снова изменилось. Гнев и разочарование исчезли, теперь он был напряжен. Гипер-напряжен.
— Насколько нехорошо? — тихо спросил он.
Но я его не слышала.
— Я была молода, Билл тоже был молод. В подростковом возрасте мы были с ним очень близки.
— Мара…
Я отвернулась и закрыла глаза, прошептав:
— Ты наводил обо мне справки.
И в этот момент почувствовала, как сильно бьется сердце.
Он знал про Билла. Он увидел тогда Билла в его обычном состоянии, и это было не очень хорошо. Он познакомился с моей мамой и тетей Луламей, зная о них, и это тоже было нехорошо.
Все было очень плохо.
Если не сказать, что все было еще хуже.