Я тогда и так была Два и Пять Десятых, но он узнал о моем послужном списке в несовершеннолетнем возрасте, когда я была глупой идиоткой, совершала глупые вещи, делала еще больше глупых вещей, потому что была достаточно глупа, совершая их с Биллом, отчего сама себя опускала до Двойки. А если он когда-нибудь узнает о том, что творилось у меня дома, я стану в его глазах Единицей. А может Нулем и Семьдесят Пять Сотых. Никто не захочет становиться Нулем и Семьдесят Пять. Никто. За исключением, тех, кто уже Нуль и Семьдесят Пять Сотых или даже ниже, я и так всю жизнь провела с ними, поэтому становится ими снова не собиралась.
Я слишком много работала, чтобы выбраться из всего этого дерьма. Я очень старалась, что все это осталось позади. Я столько трудилась, чтобы скопить какие-то сбережения. Иметь приличную квартиру. Красивую мебель. Красивую одежду. Хороших друзей.
Я много работала ради этого.
— Мара… — позвал он.
— Отпусти меня, — прошептала я и едва заметно толкнула его в грудь.
Его руки напряглись, он пробормотал:
— Черт побери, Господи, Мара, милая, посмотри на меня.
И тут меня вдруг поразило, как тогда разозлился Митч, когда пришел к Биллу. Как он разозлился на Билла! Что с трудом сдерживался.
И в этот момент меня поразила мысль, если Митч смог выяснить о моем прошлом, то и Служба защиты детей тоже сможет.
Я резко повернула к нему голову и открыла глаза.
— Я не такая, как он. Совсем не такая. Я не такая, как Билл. Я закончила со всем этим тогда. Все это дерьмо оставила там дома, когда уехала.
— Господи, Мара, — тихо произнес Митч, пристально глядя мне в глаза.
— Билл не закончил с этим дерьмом. Я завязала. Клянусь Богом, я завязала с ним, — с горячностью выпалила я.
— Я знаю, детка.
— Я никогда не позволю ничему такому произойти с Билле и Билли. — Я сжала лацканы его пиджака и привстала на цыпочки, заглянув ему в глаза. — Обещаю, Митч. Никогда.
Он впился в меня глазами и прошептал:
— Черт возьми, милая, где бы ты сейчас ни была в своих мыслях, выматывайся оттуда и возвращайся ко мне.
Я отрицательно покачала головой и продолжила.
— Ты можешь им сказать, тем из службы детей, скажи им, что я пообещала тебе, что позабочусь, чтобы с детьми никогда такого не случилось. Я скорее умру, чем позволю им прикоснуться к этому дерьму, Митч. Клянусь Богом. Я знала, что Билл пил, знала, что он употреблял, но я никогда не думала, что все так плохо. Я не думала, что он делает все это у них на глазах. Я не знала, что они все видели. Не знала, пока не увидела все вместе с тобой. Я понимала, что у них все не очень хорошо дома, но не предполагала, что все настолько плохо. Я бы не оставила их тогда с Биллом, если бы знала. Клянусь Богом. Клянусь Господом богом. — Я еще сильнее вцепилась в лацканы его пиджака. — Они никогда не вернутся к нему. Я обещаю тебе, как бы тяжело мне не было, чего бы мне это ни стоило, они никогда не вернутся к нему. — Слегка потянула его за лацканы и прошептала: — Клянусь Богом, они никогда не вернутся.
Его рука освободилась из моих волос, обхватив за голову, лицо оказалось в дюйме от меня.
— Мара, детка, вернись ко мне.
Но я не слышала его.
А решила вернуться к своей прежней, гораздо более важной теме.
— У нас ничего не получится, — прошептала я.
— Мара, прекрати и вернись ко мне.
— Такие, как ты созданы не для таких, как я, — мягко заявила я ему.
— Господи, детка, — тихо произнес он в ответ, большим пальцем скользнув по моей щеке, блуждая глазами по моему лицу.
— Мне стоит уйти.
— Ты никуда не пойдешь.
— Мне нужно уйти, — решительно заявила я.
— Милая, я не отпущу тебя. Ты была права, нам нужно поговорить.
— Мне лучше уйти сейчас, — предупредила я, — пока не поздно.
Он открыл рот, готовый ответить, но…
Из коридора раздался приглушенный стук. Не в дверь Митча, а более отдаленный.
Видно, в мою квартиру, потом я услышала крик матери:
— Марабель Джолин Ганновер! Мы выясним все сейчас, черт побери, с тобой! Открой эту чертову, бл*дь, дверь!
Только не это!
Я замерла в объятиях Митча, дернув головой в сторону его двери, почувствовав, как его руки напряглись.
Затем посмотрела на него, он сжал губы, будто пытался побороть улыбку, я прищурилась, глядя на его губы, не находя в этой ситуации ничего смешного. Затем очередная мысль пришла мне в голову, и я посмотрела ему в глаза.
— Меня зовут Марабель Джолин Ганновер, — шепотом представилась я.
— И? — также шепотом, стараясь не рассмеяться, ответил он.
— Разве не так называют отбросы из трейлера... которые влекут за собой одни неприятности, — добавила я.
Его губы стали подергиваться, когда он пробормотал:
— Детка.
— Признайся, ведь так и есть, — настаивала я.
— Вообще-то, мне кажется, что у тебя очень милое имя.
Он был таким благородным.
— Отбросов из трейлера, — вставила я.
Он покачал головой, его губы дрогнули.
Его губы подергивались!
Потом он сказал:
— Очень милое. Я бы даже сказал сладкое. И оно милое и сладкое, потому что принадлежит тебе.
Мое имя точно не было сладким.
Именно Митч был сладким.
Ах!
Я решила сменить тактику.
— А как зовут тебя? — Переспросила я.
— Ты знаешь как меня зовут, — ответил он.