Читаем Ломая печати полностью

Ломая печати

Когда они к ней подъехали, было поздно. Уже издали они увидели дым, вздымавшийся над улицами, самолеты, сеявшие смерть и разрушения, отблески взрывов.

Бесполезно было даже пытаться пробиться к городу. Защитники Жилины отступали, они — с ними. Так звучал новый приказ. К стенам града Стречно. Где французы окопались, зарылись в землю между мостом и поворотом дороги. Старый град взирал на них, много он повидал на своем веку.

Они бодрствовали всю ночь.

Близился час испытания.

«В этот день, — написано в хронике села Стречно, — село почти опустело. Все, кто мог, ушли в горы. Немцы приехали на машинах, бронетранспортерах и танках. Загремели взрывы. Это повстанцы взрывали мосты, туннели, но не довели дело до конца. Принялись обстреливать град и дорогу. Из пулеметов и автоматов стреляли в немцев. Те открыли ответный огонь. Стрельба словно гром, все грохотало, рвались скалы. В узкой теснине все дрожало. Прилетели немецкие самолеты, они стреляли из пулеметов и сбрасывали бомбы. Пожар охватил фольварк. Горели дома. Начался неописуемый хаос. И те немногие жители, которые еще оставались, тогда бежали из села. На окраине немцы застрелили одного. Казалось, близится конец света».

Конец света не близился.

Это приближался час испытания.

Как отвратительно свистели немецкие снаряды и пули! Как противно шипели осколки!

Противно до дрожи, пронизывающе до мозга костей.

Это был настоящий бой.

Тут действовал один закон: если атакуешь, почти наверняка умрешь. Выйдешь из окопа, наверно, умрешь.

Словацкие части из обоих батальонов, защищавшие подходы к Жилине и засеки под Стречно, выдержали. Французы удержали позиции. Еще и танк уничтожили. Этой тонкой, совсем тонкой пэтээркой. Но произошло то, что случается на войне. Те части, что должны были прибыть, не прибыли. Не пришли партизаны на правый берег Вага. Под Старый град. Берег был пуст. Просто место для прогулок. Нигде ни души. Немцы переправились через Ваг ниже града на понтонах и лодках, зашли словакам и французам в тыл и открыли огонь.

Хаос — пули свистели с той и с другой стороны, а над долиной гремел гром и сверкали молнии: и тех, кто должен был быть там, на месте не оказывалось, а те, кто должен был быть здесь, оказывались совсем в другом месте, а некоторых вообще нигде не было. И в этом хаосе на них двинулся второй немецкий танк.

— Где артиллеристы?

Где расчет?

И опять артиллеристов не оказалось там, где им надлежало быть.

Но к пушке спешили французский командир и его адъютант.

— Переводчик! — торопил капитан, показывая на расчет, оказавшийся в другом месте. — Ну, переведите же им! Продолжать огонь. Сейчас же! Переведите им. Быстро!

Дзурань перевел. Артиллеристы подбежали. Зарядили. Навели на цель. Выстрелили.

— Продолжать! Не прекращать огня! Переведите!

Но сейчас артиллеристов уже вообще не было там, где им следовало быть. А танк остановился. Ствол длинный, жизнь короткая. Прощай, родина. Прощай, семья.

Огонь. Дым. Извержение пыли и камней. Оглушительный треск. Сожженная земля.

Глаза, застывшие от ужаса. Судорожно вытянутые руки. Вскрик.

— Давайте унесем его!

Стон. Безжизненное лицо. Губы как мел. Конец.

Идти дальше было ни к чему…

Приказом по армии, который от имени Французской республики подписал бригадный генерал Ж. Филипп, «посмертно награжден Военным крестом с пальмами солдат Ладислав Дзурань, который добровольно вступил во французскую роту партизан в Словакии, где числился переводчиком. Он отличался энергией и отвагой. Был убит в героическом бою 31 августа 1944 года, когда со своим офицером вновь захватил покинутое в дуэли с вражеским танком орудие и открыл из него огонь прямой наводкой».