Ломбард Проклятых душ. Книга первая (СИ)

- "У нас", - улыбнулась подруге Людмила. - Ты уже "у нас" говоришь, а ни "у них". Полюбила Новую Венеру уже?

- Очень! Как же ее не любить? Это такая радость - быть тут, где кого-то родилась Туманная Освободительница.

- Дашок, счастлива за тебя! - широко, искреннее улыбнулась Люда.

- Не бойся. Прорвемся! И тебя пристроим в армию!

И на душе дочери Петровой словно бы распустились бутоны розы, на сердце потеплело: как хорошо, когда тебя кто-то любит.

* * *

Галя сидела на полу и разглядывала напечатанные на толстой пластиковой бумаге портреты своего дяди. Фотосессия удалась на славу, но Богдан ее стеснялся, считая "ужасом-ужасом", не привыкнув к роковому образу, созданным стилистами. Ксения Ивановна же осталась очень довольной. Она даже по телефону Авдотье сказала, что погорячилась, что негоже своего семнадцатилетнего сына "женихать", а просто встречаться с Риммой они, конечно же, могут. И пока внучка Гадетской любовалась на фото своего прекрасного дяди, бабушка стояла за каменными воротами особняка и вместе с закадычной подругой прятала длинную верёвочную лестницу в плюще. Женщины пыхтели, стараясь, чтобы было не заметно, к тому же действовать нужно быстро - никто не должен заметить их.

Тем временем, спрятавшись ото всех в оранжерее, Богдан пытался рисовать ромашки, но это у него не получалось. Цветов тут росло, по меркам земных любителей садов, много: его матери клубни, луковицы и семена привозила Авдотья. И почву для них подогнала на экскаваторе. Но даже такое разнообразие не увлекало юношу, не дарило вдохновение. Им завладели мысли совсем не об изобразительном искусстве, не давали сконцентрироваться на деле. "Ты не лишай меня надежды. Я столько лет тебя ищу" - вспоминались ему строки, сказанные совсем недавно одной девушкой. Но то были совсем не ее стихи, а что-то вроде цитаты, а это значит, что... Это ничего не значит! Ну, прочла и прочила она ему это маленькое стихотворение... И что? Да ничего! Внезапно раздался робкий стук, и Богдан, вздрогнув и закрыв этюдник, обернулся. В дверях оранжереи с ведрами стояли Катя и Валя.

- Прости, что потревожили, - сказала последняя юному "господскому сыну", - но нас сюда садовница прислала.

- Ничего страшного, - улыбнулся юноша, встав с ажурной скамейки, - Я... я уже ухожу.

- Мы не помешаем! - воскликнула Валя.

- Нет-нет, что ты?

- Если что, мы можем и позже прийти! - заявила Катя.

Богдан лишь улыбнулся и деликатно покинул оранжерею. Валентина бросилась было за юношей, но подруга успела задержать ее за локоть.

- Стой, ты куда? - просипела девушка. - Опять я буду все одна делать, пока ты строишь глазки хозяйскому сыночку?

- Ничего ты не понимаешь, Катька. - пробормотала Валентина, глядя на дверь, за которой только что скрылся любимый.

- Понимаю. Это ты не понимаешь. Если его мамаша что-то узнает, ей это мало понравится, помяни мое слово. Если не хочешь вылететь с работы, забудь Богдана.

- Я тут ради него.

- А я вот нет. Мне тут в комнате для слуг уютнее, чем в метро.

Валя обернулась к ней, и хотела было что-то сказать, как та продолжила:

- И потом, Валюша, каким ты видишь ваше будущее?

- Я заработаю деньги на учебу, чтобы быть достойной его, чтобы потом найти достойную работу с достойной зарплатой, чтобы содержать семью.

- Ну... Тогда старайся, чтобы Гадетская никогда не узнала о твоих чувствах к ее сыну. Мой тебе совет! Что-то мне подсказывает, что это ей не понравится.

Валя только кивнула, и обе девушки только хотели приняться за работу, как вдруг раздалась громкая музыка...

Глава 29

Серенада

Планетарный Сириус, который прозвали Зеркальной Землей, всегда славился своей чопорной, гордой аристократией. После смерти А-Норда кронпринцем был провозглашен его двоюродный брат Гейз. Этот молодой мужчина был старше покойного наследника, к тому же уже давно женатый и имеющих двоих детей. Он не скрывал своего разочарования, когда кузен расстался с леди Адрией и закрутил роман с Ирлиндой, пусть хоть и инопланетянкой, пусть хоть и великой, но белой женщиной. После того, как Акрукс Норд ушел навсегда, вместе с ним ушло и то временное потепление отношений между черной аристократией и белыми простолюдинами.