Ломоносов

Якобы даже на улицах русский студент преследовал берграта «с коварной целью напасть… и нанести… побои», да еще при этом клялся, что будет мстить немецкому ученому «при всяком удобном случае». Генкель специально подчеркивал, что поступки молодого человека «происходят не от слабости характера, а от умышленной злости». Вишенкой на торте служат обвинения в том, что Ломоносов «поддерживал подозрительную переписку с какой-то марбургской девушкой» – то есть с собственной женой, пусть даже еще и не венчанной. Однако даже злобный Генкель вынужден был признавать, что занятия русских студентов металлургией идут успешно и знания Ломоносова на должной высоте.

Не ограничиваясь жалобами, Генкель принялся мелочно мстить. Так он приказал Ломоносову растирать, то есть измельчать, ядовитые вещества. Некоторое время Михайло работал, потом у него запершило в горле, он раскашлялся и покинул лабораторию. Это показалось Генкелю оскорбительным, и он вовсе запретил русскому студенту посещать занятия. Сохранилось письмо, написанное Ломоносовым Генкелю на латыни в конце 1739 года, в котором он пытается объясниться и наладить отношения:

«Мужа знаменитейшего и ученейшего, горного советника Генкеля Михайло Ломоносов приветствует.

Ваши лета, Ваше имя и заслуги побуждают меня изъяснить, что произнесенное мною в огорчении, возбужденном бранью и угрозою отдать меня в солдаты, было свидетельством не злобного умысла, а уязвленной невинности. Ведь даже знаменитый Вольф, выше обыкновенных смертных поставленный, не почитал меня столь бесполезным человеком, который лишь на трение ядов был бы пригоден. Да и те, чрез предстательство коих я покровительство Всемилостивейшей Государыни Императрицы Нашей имею, не суть люди нерассудительные и неразумные. Мне совершенно известна воля Ее Величества, и я, в чем на Вас самих ссылаюсь, мне предписанное соблюдаю строжайше. Но то, что Вами сказано было в присутствии сиятельнейшего графа [39]и прочих моих товарищей, терпеливо сносить никто мне не приказал. Понеже Вы мне косвенными словами намекнули, чтобы я Вашу химическую лабораторию оставил, того ради я два дня и не ходил к Вам. Повинуясь, однако, воле Всемилостивейшей Монархини, я должен при занятиях присутствовать; почему желал бы знать, навсегда ли Вы мне в сообществе своем и люблении отказываете и пребывает ли все еще в сердце Вашем гнев, не важною причиною возбужденный. Что ж до меня надлежит, то я готов предать все забвению, повинуясь естественной моей склонности. Вот чувства мои, которые чистосердечно пред Вами обнажаю. Помня Вашу прежнюю ко мне благосклонность, желаю, чтобы случившееся как бы никогда не было или вовсе не вспоминалось, ибо я уверен, что Вы в учениках своих скорее друзей, нежели врагов видеть желаете. Итак, ежели Ваше желание таково, то прошу Вас меня о том известить.

Писал сегодня». [40]

Стипендия