Лона

– Конечно дышит, – наконец, удалось мне оттащить Лону, – у киборгов равные с людьми права. Они вступают в брак и усыновляют клонов, или поступают на службу в программу восстановления вымирающих видов.

– Что за программа?

– Киборгов создали как бы наоборот. Сначала появились био-органы, работающие на ядерном реакторе, потом остальная оболочка. Реакторов теперь завались, а с биологическими видами напряженка. Сначала кибер-органы вынашивали клонированных детей. Зародышей акул, кошек, лошадей, кур.

– Кибер-матки вынашивали кур? И детей?

– Не одновременно. Если не знаешь, мы вымираем не из-за лучевой болезни. Мы вымираем из-за банального голода. Вода отравлена. Воздух ядовит. Свет радиоактивен. Земля мертва. В итоге – нечего жрать и пить.

– Значит, первой появилась курица, а не яйцо… – пробубнила невнятное Лона.

Я не понял ее, продолжив:

– Они все вымерли. Куры, акулы, лошади. Животные не смогли приспособиться. Благодаря цифровой спирали ТНК выжили только люди.

– А что случилось с матками?

– ИИ принял решение – всё, что способно рожать – человек. Кибер-матки получили тела, идентификационные соцки и свободу со всеми причитающимися обязанностями. В этих, что работают на улицах, установлены капсулы старого образца. Те, что поновее, зарабатывают очки в клон-лагерях.

– Ты тоже клон?

– В некотором роде. Немного биологический и немного цифровой вид – очередной виток эволюции. Всего тысяча лет прошла после Войны грибов, а такой скачок.

– Любая эволюция – последствия ошибки.

– Хоть в чем-то я с тобой согласен. Идём быстрее, до Тэо недалеко.

Такое чувство, что я переживал за её ранение и копившуюся радиацию даже больше, чем она.

– Туда! – замерла Лона на перекрёстке шести дорог и рванула вниз, расталкивая торгашей и зевак. – Соул! Смотри… это оно!

Мы оказались напротив здания, походящего на допотопный дворец. Выстроен он был на трех слонах и черепахе. Под бивнями, высотой с двадцать человеческих ростов трое врат распахнулись, приветствуя новых клиентов. Вместо глаз в головы слонов были впаяны проекторы голограмм, демонстрирующие происходящее.

– Агапэ, – вздохнул я, – райский рай и бессмертие виртуальной реальности. Когда-нибудь и мы с Тэо окажемся здесь.

– Хочешь потеряться в вымышленном мире?

– Когда накоплю миллион баллов в соцке. И если повезёт не сдохнуть.

– И проведешь остаток жизни в этих капсулах, – смотрела она на овальные ванны голограмм в глазах слонов.

– Био-гель. В нем не нужно дышать. Гиков погружают в него полностью. Он питает организм пять лет.

– Всего пять, – вздохнула Лона.

– Внутри гик-вселенной они превращаются в пятьсот. Спустя пять лет тело растворится.

– А душа?

Я пожал плечами:

– Оттуда ещё никто не возвращался, чтобы рассказать.

– Интересно, что всё райское называют словом «Агапэ»…

– Дурацкое название, согласен. Не запоминается.

– Нет. Название… оно с огромным смыслом. «Агапэ» – одна из разновидностей любви в Древней Греции.

– Одна? Их что, несколько?

– Целых четыре. Семейная «сторге», дружественная «филия», романтичная «эрос» и жертвенная «агапэ». Философы от Фомы Аквинского до Эипедокла изучали этот феномен, колеблющийся между наукой и верой.

– Какой?

– Феномен любви. Думаю, она особый вид экзотической материи. Однажды, ученые смогут записать уравнением и её.

– Экзотической материи не существует. Это теория.

– Какими было колесо или сингулярность, Соул.

– Оглянись, Лона! Мне не нужно заглядывать в коробку Шрёдингера, чтобы убедиться – его кошка откинулась. Нам конец. Людям. И знаешь… иногда я думаю, так даже лучше. Вот этого всего я бы не пожелал своим потомкам, если б жил в 2400-м. Это настоящий ад, – понизил я социальный статус Объединенного мира в своем личном рейтинге с чистилища до ада.

– А рай наступит только внутри Агапэ?

– Именно.

– И что бы ты хотел увидеть там?

– Не знаю… что-то совсем простое. Зеленая сырая трава под ногами. Голубое небо. Дождь. А лучше грозу.

– Почему дождь?

– По прогнозам Й-А дождь не прольётся еще три тысячи лет два года пять часов и сорок три минуты, – сверился я с допниками. – Наверное, дождь – что-то особенное. Безопасная вода на коже. Прохладная. Свежая. Я бы хотел пройтись босиком по траве, увидеть грозовое небо, молнии и вымокнуть под ливнем.

– Звучит… поэтично.

– Придумай себе свой рай. Этот занят.

– Тогда, я бы хотела стать дождем, под которым ты собираешься промокнуть.

– Тоже мне ноу-хау… поэтичность в кубе, – дрогнули мои губы в непонятном полу-изгибе, полу-судороге.

Какое-то время Лона двигалась за мной в полном молчании. Начиная скучать по ее голосу, я оборачивался чаще. Лона спросила:

– Почему волосы?

– В смысле?

– Почему их так ценят?