Такая награда была обещана за отыскание тела некоего мистера Тобиаса Джонса, пропавшего неделю назад, но с трупами часто находили и ценности, что повышало выгодность предприятия. Для Сайласа и Люси было настоящей удачей найти мертвое тело.
Сайлас был сборщиком речного мусора – таких называли черпальщиками. Черпальщики гребли все подряд: бочки и ящики, выпавшие из лодок, деревянные балки, корзины, бутылки – и, разумеется, трупы. В этих водных стервятниках таилось нечто, из-за чего их сторонились. Тем не менее лучшие из них, вроде Сайласа, зарабатывали неплохо, благо грязная река ежедневно хоть что-то, да приносила.
Люси до сих пор не понимала, зачем он взял ее в помощницы. «Ты моя плоть и кровь», – говаривал Сайлас. И деньги, которые он ей давал, надежно хранили ее маленькое семейство от работного дома. Но если Сайлас был так предан семье, то одна вещь ее настораживала.
Она звала его дядей, однако знала, что в действительности Сайлас приходился ей не совсем родным.
– Ваши отцы были единокровными братьями, – поведала ей мать. – Еще были сестры, а у Сайласа тоже был родной брат.
Однажды она спросила Сайласа об этих других Доггетах, но тот лишь пожал плечами:
– Не думай о них. Их нет.
Она так и не поняла, имел ли он в виду, что те мертвы или просто покинули Лондон. Ей пришло в голову, что другим Доггетам не было дела до Сайласа. Тот же, какой бы ни была причина их отсутствия, не упускал случая напомнить:
– У тебя никого нет, кроме меня, крошка Люси.
Она целиком зависела от него.
Прошел почти год, но астма взяла верх, и мать не смогла работать. В конце концов, когда доходы сократились до пяти шиллингов и Люси взмолилась, та обессиленно согласилась: «Ступай к Сайласу, коли так».
В отсутствие Люси хозяйством занимался маленький Горацио. Бледный и тощий, к семи годам он сильно вытянулся, ноги стали как палки, но он помалкивал и не сдавался. Изо дня в день Люси, возвращаясь, заставала его с горячим чайником и готовой едой – он ждал сестру. Спрашивала о матери, и Горацио с неизменной бодростью отвечал: «Мама раздышалась». Или тише: «Мама устала» – это означало, что ей плохо.
Когда бывало тепло, а мать чувствовала себя сносно, Горацио ходил с Люси к реке. Девочка не пускала его в лодку – вдруг Сайласу попадется покойник, – но он сидел на солнышке у лодочного сарая или, если случался отлив, бродил по илистым отмелям, где копошилась другая ребятня. Ему, как только они что-нибудь находили и мчались взглянуть, было за ними не поспеть, но он встречал Люси счастливой улыбкой и показывал мелкие сокровища, найденные в серых иловых наносах.
И каждый вечер она обнимала его, а он обещал:
– Когда-нибудь я стану сильным. И буду работать за всех, а ты будешь отдыхать дома.
Она ласково баюкала его и пела колыбельные, всегда заканчивая любимой, с подачи торговки лавандой. Пела и повторяла ее снова и снова, очень тихо, пока он не засыпал.
К сожалению, Сайлас его недолюбливал. Сверлил тяжелым, злым взглядом и говорил:
– Хворый, как твоя мать!
– Он набирается сил! – возражала она.
– Да ему в жизни весла́ не поднять, – пожимал плечами Сайлас.
Сейчас Люси поменялась местами с Сайласом; тот сел за тяжелые весла и медленными, мощными гребками взял курс на Тауэр, она же сидела на корме, думая только о мертвеце, которого тащили на веревке.
– Твой брат умрет, – вдруг произнес Сайлас. – Ты ведь знаешь об этом?
– Нет, выживет! – крикнула она дерзко. – И будет грести получше тебя!
Какое-то время Сайлас молчал, но стоило им поравняться с колоколенкой церкви Всех Святых над мрачным древним Тауэром, грубо бросил:
– Не слишком к нему привязывайся. Он не жилец.
Когда Закари Карпентер взял слово, в примолкшем холле Сент-Панкраса никому и в голову не пришло, что тот считал свои старания напрасной тратой времени. А ведь он полжизни ратовал за реформы и ничего не достиг. Тем не менее Карпентер обратился к толпе с обычным красноречием. Тема подходящая, за несколько лет он вполне ее обкатал.
– Разве вы не признаете, – начал он, – что эту нацию обкрадывают кровопийцы? Кто такие король, его парламент и их многочисленные дружки? Пожиратели налогов! Они едят вашу плоть. Я могу предоставить вам доказательство низости этого королевства. Хотите?
Толпа единодушно сказала, что хочет.
– Ну так ступайте на Мэлл! – ярился Карпентер. – Отправляйтесь на Мэлл, загляните в конец и доложите мне, что там такое! Я скажу, что вы там увидите: не просто кирпич и известку, не просто камень, башню и бельведер. Вы, друзья мои, увидите безобразие, сооруженное в насмешку над вами! Вот вам и доказательство!
Он говорил, конечно, о Букингемском дворце.