Впервые электрическое освещение было применено в 1878 году на набережной Виктории, за которой последовали Биллингсгейт, Холборнский виадук и два-три театра. Поскольку Лондон был тогда великим мировым центром мощи, более чем уместно, что первая в мире электростанция возникла именно здесь, по адресу Холборнский виадук, 57; ее построил в 1883 году Томас Эдисон, и не прошло и десяти лет, как, повинуясь тому коммерческому императиву, с которым ныне уже все свыклись, на Пиккадилли-серкус вспыхнули огни первой электрической рекламы. Город с самого начала взял новую яркость в оборот, причем опять-таки подчеркивали «золотой оттенок электрического света»; когда в сумерки загораются «золотые и серебряные фонари», магазины «ослепительно вспыхивают». От коммерциализации света уйти было невозможно. С другой стороны, об электричестве, как и о прочих способах освещения, говорили, что оно делает город нереальным и чужим. Один лондонец выразил мнение, что новый свет сообщает человеческой коже «трупный оттенок», а на залитых светом улицах «толпа выглядит кричаще-яркой и чуть ли не опасной». Электрический свет был, кроме того, более «жестоким и больничным», чем его предшественники. Вскоре, однако, люди привыкли к электричеству и стали вспоминать газ снисходительно-ностальгически, подобно тому, как обитатели освещенных газом улиц думали о временах масляных фонарей. Артур Макен в начале 1920-х годов писал, что в газовом свете Лондон выглядел «сияющим и великолепным», однако теперь «я вспоминаю его сумрачным и угрюмым, обиталищем теней и скоплением темных закоулков, скудно освещаемым мерцающими и неровными желтыми огнями». Электричество двинулось по Оксфорд-стрит и Кенсингтон-Хай-стрит, по Найтсбриджу и Ноттинг-хиллу. От Пиккадилли по подвесному кабелю оно пошло к Риджентс-парку и Стрэнду. В 1914 году в столице уже работало семьдесят электростанций, превративших ее в генератор энергии и мощи.
Множественность поставщиков поначалу сделала Лондон очень неравномерно освещенным городом. Каждый из двадцати восьми административных районов сам договаривался с электрическими компаниями, и поэтому в 1920-е годы быстро двигающийся автомобиль погружался то в поток яркого света, то в относительную темноту. Но ведь так было всегда с той поры, как город контрастов взял на вооружение контрастный свет. Артур Саймонс писал в книге «Облики Лондона»: «Мы освещаем Лондон беспорядочно, капризно, кто во что горазд, поэтому от ослепительного сияния до кромешной тьмы здесь порой один шаг». Однако обилие несчастных случаев на улицах в 1920-е годы побудило власти установить единый стандарт освещенности, что, в свой черед, повело к стандартизации фонарных столбов: высота – 25 футов, расстояние между соседними – 150 футов. Эту сторону лондонской жизни редко замечают даже самые вдумчивые из горожан, однако равномерность освещения на крупных улицах – это, возможно, самая существенная черта современного города.
Осенью 1931 года некоторые общественные здания были впервые освещены прожекторами; интерес и волнение были так велики, что улицы наполнились любопытными. Лондон словно бы раз за разом открывает себя заново. Однако девять лет спустя ночной город погрузился в глубочайший мрак военного затемнения, вернувшись в определенном смысле к средневековому состоянию. На улицах, как пишет Филип Зиглер в книге «Лондон военных лет», «множество людей шагало и шаркало в темноте, и в этом было что-то зловещее»; знакомые пути превращались в «непроницаемые тайны», что повергало лондонцев в испуг и смятение. Одна горожанка вспоминала, что нашла наконец дорогу, но лишь после того, как «вся взмокла от пота и вконец вымоталась». Грозы стали желанным явлением: вспышка молнии позволяла на миг увидеть знакомый угол или перекресток. Замешательство и паника такого рода могли возникнуть и в XIV или XV веке, однако тьма Второй мировой с особой силой подчеркнула, каким пугающим и таинственным Лондон все еще способен стать.
Осенью 1944 года, когда затемнение сняли, облегчение было ощутимым. «Нет больше чернильного мрака, все мягко освещено и сияет, и мокрый тротуар восхитительно отражает все лучики света». Эти «лучики» затем уступили место неону, ртути и флюоресцентному свету, так что в начале нового тысячелетия город озаряет небеса на много миль вокруг, став более ярким источником света, чем луна и звезды. Иных это возмущает, словно искусственный город каким-то образом загрязняет теперь даже и космос. Однако по-прежнему многие улицы освещены лишь частично, а многие маленькие проезды и проулки вообще практически не освещены. По-прежнему можно, как триста лет назад, шагнуть из яркого света городской магистрали во тьму боковой улочки – шагнуть и испугаться.