Лондон. Полная история города

Толчком к проведению переписи стал неурожай 1800 года, который привел к возрастанию цен на продовольствие, сокращению производства и безработице. Это сочетание было чревато беспорядками, которые, к счастью, носили узколокальный характер. Для того чтобы иметь в будущем возможность планирования антикризисных действий, правительству было нужно иметь точные сведения о численности населения. Дело сделали быстро — соответствующий законопроект был представлен парламенту 20 ноября 1800 года, Акт о переписи приняли 3 декабря, 31 декабря он был утвержден королем Георгом III, а уже 10 марта 1801 года провели перепись.

Глава одиннадцатая Викторианский Лондон

Crouch’d on the pavement close by Belgrave Square

A tramp I saw, ill, moody, and tongue-tied;
A babe was in her arms, and at her side
A girl; their clothes were rags, their feet were bare.
Some labouring men, whose work lay somewhere there,
Pass’d opposite; she touch’d her girl, who hied
Across, and begg’d and came back satisfied.
The rich she had let pass with frozen stare.

Matthew Arnold. West London[196]

Лондон Чарльза Диккенса

Для того чтобы представить жизнь позднегеоргианского Лондона, нужно смотреть на этот период с разных сторон, сочетая восхищение прогрессом с картинами жизни простых (и не очень простых) лондонцев, оставленных нам романистами XIX века, в первую очередь — Чарльзом Диккенсом, который был идеальным хронистом, поскольку в своих произведениях ничего не преувеличивал, ничего не преуменьшал и вообще не искажал реальной картины, ну разве что мог выставить на первый план то, что отвечало его творческому замыслу. Тем, кто хочет увидеть настоящий Лондон начала XIX века, нужно прогуливаться по нему вместе с Оливером Твистом или Дэвидом Копперфильдом (второй персонаж во многом автобиографичен и тем особо ценен).

«Они свернули на Сент-Джон-роуд, прошли маленькой уличкой, заканчивающейся у театра Сэдлерс-Уэлс, миновали Эксмаут-стрит и Копис-роу, прошли по маленькому дворику около работного дома, пересекли Хоклиинтер-Хоул, оттуда повернули к Сафрен-Хилл, а затем к Грейт-Сафрен-Хилл, и здесь Плут стремительно помчался вперед, приказав Оливеру следовать за ним по пятам. Хотя внимание Оливера было поглощено тем, чтобы не упустить из виду проводника, однако на бегу он изредка посматривал по сторонам. Более гнусного и жалкого места он еще не видывал. Улица была очень узкая и грязная, а воздух насыщен зловонием. Много было маленьких лавчонок, но, казалось, единственным товаром являлись дети, которые даже в такой поздний час копошились в дверях или визжали в доме. Единственными заведениями, как будто преуспевавшими в этом обреченном на гибель месте, были трактиры, и в них орали во всю глотку отпетые люди — ирландские подонки. За крытыми проходами и дворами, примыкавшими к главной улице, виднелись домишки, сбившиеся в кучу, и здесь пьяные мужчины и женщины буквально барахтались в грязи, а из некоторых дверей крадучись выходили какие-то дюжие подозрительные парни, очевидно, отправлявшиеся по делам не особенно похвальным и безобидным»[197].

У Дэвида Копперфильда сложилось о Лондоне более выигрышное представление. Известно же, что многогранный Лондон поворачивается к каждому той стороной, которую этот «каждый» заслуживает видеть.