Лондон в огне (СИ)

— Благодарю, мисс Лидл. Всегда рад помочь, — прогудел любовник, страшно раздувая ноздри.

Тиф зажала ладонью рот — неуместное прысканье так и лезло наружу…

Она подала мужчинам чай. Мистер Лайвли показывал газету, на пальцах объясняя происки французов, пруссаков и коварную политику русского царя, Плейг громогласно соглашался — Тиф знала, что он не верит ни единому газетному слову. Потом мистер Плейг и его инструменты удалились, а хозяйка ушла мыть чашки.

К вечеру удалось продать неполный набор серебряных ложек и голландскую книгу с двусмысленными рисунками. Тиф тактично удалилась, а мистер Лайвли долго втолковывал молодому покупателю смысл иллюстрации и рискованные любовные манеры жителей материка. Протирая панели в коридоре. Тиф краем уха слушала мужские бредни и раздумывала над тем, что коридор все равно придется покрасить…

Мистер Лайвли отправился домой, хозяйка «Редкостей» заперла дверь и принялась готовить ужин…

Жарилась на сковороде камбала. Тиф смотрела на стакан — вино мутно золотилось в свете газового рожка.

— Я устала, — сказала Тиффани хересу и глотнула.

До ужина хозяйка редкостей позволяла себе полстакана. Еще полстакана перед сном. Дороговато: двадцать шиллингов за галлон, но хватает надолго…

Вечер был длинен. Тиффани занималась делом, а дела никогда не кончались. Хозяйка «Редкостей» убирала, перекладывала товар, чинила портьеры и подправляла драпировку, записывала что еще отправить к реставратору, считала доход за день. Два фунта пять шиллингов шесть пенсов — неплохо. По давним временам почти богатство, по не таким давним — мелочь. Но чистые деньги. Почти чистые. Тиффани думала о хересе, давних временах и планах на завтра. И на послезавтра. Черт возьми, когда же придет Плейг?! Невозможно думать только об усталости. Уж лучше о мужчине — его удовольствие требует внимания и сосредоточения. Тиф начинала забывать ремесло, позволившее обрести «Редкости» с их бесконечной возней и возможность скучать вечерами.

Тиффани была молода, гораздо моложе девушки, носящей это имя…

…Остывала в кувшине согретая вода, Тиф переоделась в ночное платье. Дрожали огоньки убавленной до минимума горелки[1], щетка скользила по густым распущенным волосам. Расчесываясь, Тиф машинально смотрела на ночной столик со стаканом хереса и библией. Надо бы передвинуть закладку. Прислуга — очень неумная девушка Бесси — приходила дважды в неделю, отдавал ей указания мистер Лайвли, но обманываться не стоит — даже такая тупая корова видит гораздо больше, чем нужно. Тиф обречена перекладывать библию и переставлять закладку, ходить в церковь по воскресеньям и трепетно пугаться пламенных взглядов булочника. А существует ли что-то нелицемерное в этом мире?

Из темноты лавки доносилось безнадежное и размеренное тиканье часов. Возможно, имеет смысл потратить три фунта и вернуть дряхлому механизму бой? Будет чего пугаться по ночам.

Тиффани слишком устала от этой жизни, чтобы продолжать бояться. Все эти вечные пугала: тюрьма, голод, безумный клиент с платком-удавкой, «клевки Винчестерских гусей»[2], неумолимо приближающийся срок уплаты за квартиру, слишком долго дышали в затылок. Даже теперь, когда из дома никто не выгонит, и те один-два мужчины, что за неделю навещают Тиф, достаточно безопасны, утомление прошедших лет тянулось за хозяйкой «Редкостей» поистине тяжкой цепью…

В первый раз Тиффани (тогда еще не Тиффани) по-настоящему устала, когда отправилась в прогулку на Ислингтонское кладбище. Это случилось на второй день после похорон матери. Тиф-не-Тиф было пять лет, она точно знала, где ее ждет мамочка, хотя и не присутствовала на церемонии. Если мама почему-то не приходит, значит нужно идти к ней, ведь так? Тетка, задержавшаяся после похорон, спала, крепко всхрапывая широко открытым ртом с жутковатым сломанным клыком. Девочка (не забыв взять шляпку) спустилась по лестнице, благополучно прошмыгнула мимо играющего на улице брата, и отправилась в сторону старого кладбища. Это было недалеко: три перекрестка, потом вдоль забора — у маленькой Тиф-не-Тиф была хорошая память. Она дошла, вошла в ворота, смутно полагая, что кладбище нечто вроде церкви — болеющие люди там лежат и ждут, когда Бог их заберет на небо. Людей много, там, конечно, очередь и теснота, возможно, маме надоело ждать и ее можно увести обратно. А если она все еще спит, можно будет посидеть рядом.

На старом Ислингтонском[3] кладбище действительно было тесно. Люди Лондона все умирали и умирали, а их все хоронили и хоронили, втискивая в десятки раз больше трупов, чем принимала возмущенная кладбищенская земля. По сути, кладбище служило многолетним бездонным рвом. Весьма вонючим. Двое могильщиков утаптывали рыхлую землю на краю огромной, не слишком ровной сплошной грядки. Крайние покойники не очень-то хотели утаптываться, и лысый могильщик ударами каблука выпрямлял окоченевшие колени и локти. Его товарищ присыпал скорбных упрямцев землей и лопатой утапливал поглубже в землю лохмотья саванов…