Лондон в огне

Господин Дэйви руководил отрядом такелажников. Они только что взялись за очень опасное дело: им поручили соорудить леса внутри центральной башни, обломок которой до сих пор возвышался над тем, что осталось от города. Башня находилась в неустойчивом положении, и ее полное обрушение сильно затруднило бы как восстановление старого собора, так и строительство нового.

Воскресным вечером двое мужчин больше часа просидели у камина в гостиной, о чем-то тихо совещаясь. Дети и служанка уже легли. Как и положено по воскресеньям, госпожа Дэйви отложила шитье и при свете единственной свечи читала за столом Библию. Ее губы беззвучно шевелились. Кэт сидела напротив, и перед ней лежала вторая открытая Библия. Иногда девушка переворачивала страницу, однако все ее внимание было поглощено разговором между мужчинами.

Голосов они не повышали, а время от времени и вовсе умолкали. Из тихой речи отца Кэт улавливала лишь случайные слова и фразы. Но у господина Дэйви голос был резкий, как у сороки.

— Когда приходят джентльмены, работу сразу надо прекращать — шум может быть им неприятен. Если на месте доктор Рен, он показывает им церковь, а в его отсутствие посетителей сопровождает настоятель или секретарь капитула. Говорят, без этих джентльменов дело встанет: даже у короля и властей Сити, вместе взятых, нет средств на подобные расходы, а ведь нужно как-то собрать деньги.

Прежде чем они перешли к другим темам, господин Ловетт ясно произнес фамилию Олдерли, но других слов Кэт не разобрала. Тут госпожа Дэйви отвлекла Кэт распоряжениями относительно завтрака. А когда хозяйка замолчала, мужчины уже говорили о другом.

— Да, сэр, — произнес господин Дэйви. — Почти каждый день берем повозку. Затраты немалые, но что-нибудь все время нужно увезти или привезти.

Отец в ответ сказал что-то о лестницах. Затем прибавил:

— …парапет… в плачевном состоянии…

И снова забормотал себе под нос.

Через некоторое время господин Дэйви ответил на неразборчивый вопрос:

— Нелегко, сэр, размеры-то изрядные. В углах мы поддерживаем «пальцы» строительных лесов диагональными опорами, чтобы оба конца были надежными. Да и шестов вечно не хватает, а когда работаешь с таким высоким строением, их недостаток особенно ощущается. Из-за войны с голландцами торговля в Балтийском море вся разладилась, а после Пожара спрос на шесты огромный. Стойки днем с огнем не сыщешь. С балками и «пальцами» дела обстоят не намного лучше.

«Пальцы», балки, стойки — эти слова звучали для Кэт, будто имена старых друзей. Она сразу вспомнила двор за их старым домом на Боу-лейн и шесты разной длины — у каждого свое назначение.

Отец снова что-то пробубнил.

— Двое ночных сторожей и собака, — ответил господин Дэйви. — Пьяницы и бездельники: сидят у себя в сторожке возле жаровни и во двор носа не кажут. Обходы почти не совершают. Хотя красть особо нечего, все уже растащили.

— Отлично, — вдруг произнес отец таким громким голосом, что госпожа Дэйви вздрогнула и вскинула голову. — И все будет так, как должно быть. Я же говорил, что Бог нам поможет, господин Дэйви. Так оно и вышло.

Наступил понедельник — еще один день, наполненный однообразной работой и мучительной скукой.

Отец оделся как чернорабочий — даже повязал кожаный передник. Они с господином Дэйви покинули коттедж до рассвета, предоставив всем остальным заниматься хозяйством.

Во дворе «Трех петухов» Кэт привыкла к труду. Госпожа Ноксон — требовательная хозяйка. Но в доме у Дэйви все делали во славу Божью — даже выносили ночные горшки или кипятили грязное постельное белье. Дети работали наравне со взрослыми. Даже младшие почти не улыбались.

У старшей дочери хватило дерзости рассмеяться, когда во дворе кошка напрыгнула на воробья, но самым постыдным образом промахнулась. Мать отвесила девочке такую затрещину, что бедняжка врезалась в стену.

Часы в этом доме тянулись нескончаемо долго. К Дэйви никто не приходил, разбавить однообразие было нечем. Обедали в полдень, но мужчины к этому времени не вернулись. Госпожа Дэйви помолилась, выражая надежду, что сегодня они заслужили посланную им пищу — жесткий хлеб и еще более твердый сыр, который все ели в полном молчании.

Мужчины пришли только вечером. Судя по их поведению, оба были в приподнятом настроении.

Но после ужина никаких важных разговоров Кэт подслушать не удалось, только очередные молитвы и отрывки из Библии, на этот раз из Книги пророка Михея.

Кэт ушла в спальню первой. Она почти уснула, когда до нее донесся скрип ступеней: по лестнице поднимался отец.

Дверь отворилась. Не открывая глаз, Кэт слушала, как он медленно ходит по комнате. Вот он со стуком сбросил башмаки, затем положил на табурет камзол и бриджи. Со вздохом сел на тюфяк. Задул свечу.

— Кэтрин, — шепотом окликнул он дочь. — Не спишь?

— Нет, сэр.

— Послушай меня. Завтра мне нужно уехать.

— Когда вернетесь?