Лондон в огне

— Трудно сказать. — В темноте Кэт слышала его дыхание. — Зависит от обстоятельств. Теперь у меня другие планы. Когда покину Лондон, тебя с собой не возьму. Как только устроюсь — пока не знаю где, — пришлю за тобой человека или приеду сам. А до тех пор поживешь здесь.

— Здесь? То есть в этом доме?

— Да. Дэйви — люди набожные. Отныне они твои опекуны. Дэйви будут относиться к тебе как к родной дочери.

— Но, сэр…

— Ни слова больше. Пока не заберу тебя, будешь делать все, что они велят. А сейчас прочтем молитву и ляжем спать.

Господин Ловетт опустился на пол. Кэт выбралась из теплой постели и встала на колени рядом с отцом. В темноте он прошептал молитву, а Кэт в нужный момент произнесла «аминь».

Потом она слушала, как отец устраивается поудобнее на тюфяке. Наконец его дыхание стало медленным и размеренным. Вскоре он захрапел — сначала потихоньку, потом все громче и громче. Эти звуки смешивались с храпом, доносившимся из соседней комнаты — там спали супруги Дэйви вместе с детьми.

Кэт тихо плакала в темной комнате.

Глава 41

Утро понедельника я был вынужден провести в Уайтхолле, переписывая письма и правя гранки свежего номера «Газетт». Я так редко бывал на службе, что за прошедшие несколько дней у господина Уильямсона накопилось много поручений для меня.

Моя рука выводила буквы, но мыслями я витал далеко и работал небрежно. Меня занимали совсем другие вопросы. Я пытался объяснить три внезапных появления моего серого плаща таким образом, чтобы посторонний человек — к примеру, господин Чиффинч, госпожа Олдерли или даже сам король — не приняли меня за безумца.

При наличии убедительных аргументов я готов был рискнуть. Однако я их не нашел. Троекратное появление серого плаща — это факт, и в каждом случае это так же неоспоримо, как и то, что под моим окном в Скотленд-Ярде стоит приступка для всадников, а господин Уильямсон по натуре человек вспыльчивый.

Сначала мой серый летний плащ с дырой на подкладке украла девушка-мальчик, и произошло это возле Ладгейта больше двух месяцев назад, в ту ночь, когда загорелся собор Святого Павла.

Затем, полтора месяца спустя, я заметил этот же самый плащ на гвозде во дворе Дома конвокаций. А когда я попытался его забрать, вполне добропорядочный на вид чертежник не дал мне этого сделать, сказав, что плащ принадлежит кому-то другому, однако я был уверен, что не ошибся: я узнал разрез на подкладке — позапрошлым летом ее пропорол ножом вор.

И наконец, в субботу мой плащ вновь объявился — на этот раз он застрял в изгороди на Примроуз-хилле, в нескольких ярдах от того места, где человека ударили ножом и оставили истекать кровью. И не какого-нибудь простого человека, а жениха Кэтрин Ловетт, сэра Дензила Кроутона, которого я в первый раз увидел через окно Барнабас-плейс.

Около девяти часов слуга принес мне записку — несколько слов, выведенных карандашом. Почерк господина Чиффинча. Он приказывал мне явиться к нему в шесть часов вечера.

В полдень я отправился в Савой и пообедал с Ньюкомбами и батюшкой.

В этот день Маргарет работала на кухне, а потом я заметил, как она на заднем дворе развешивала на веревке простыни. После обеда, когда я уходил со свертком, внутри которого лежал серый плащ, калитка, ведущая во двор, открылась, и Маргарет поманила меня к себе.

— Про него спрашивали какие-то мужчины, сэр, — громким шепотом сообщила она.

Сегодня щеки Маргарет пылали ярче обычного.

— Про кого? Где?

— Про господина Колдриджа. Вчера вечером в таверну «Чаша крови» приходили двое мужчин.

— В Эльзас?

Маргарет кивнула.

— Это были не приставы и не стражники. Денег не жалели. Большие люди. Со шпагами.

— Они что же, называли фамилию Колдридж?

— Да. Сэм сказал, что эти двое разговаривали о нем со Скалой и капитаном Бойдом.

Меня вдруг замутило, и приготовленный госпожой Ньюкомб обед надавил на желудок тяжелым грузом.

— К Сэму они тоже обращались?

— Нет. Но я все равно решила вас предупредить.

Поблагодарив Маргарет, я вознаградил ее за труды. Вот и новая забота — на этот раз в виде неопределенной угрозы. Беда в том, что люди, ищущие Колдриджа в Эльзасе, могут напасть на след моего отца.

Со свертком под мышкой я вышел на Стрэнд и повернул на восток, в сторону Сити. Уж несколько часов Уильямсон как-нибудь обойдется без меня.

С приближением зимы вид громадного выгоревшего собора наводил еще большее уныние, чем в конце лета. После дождей повсюду тянулись разводы сажи и золы. Под тяжелыми серыми тучами чайки кружили вокруг центральной башни и облетали свои небесные владения, на месте которых раньше высились крыши.

Даже разрушенный, собор Святого Павла притягивал людей. Возможно, теперь он манил их даже больше, чем до Пожара. Я присоединился к очереди, выстроившейся у ворот двора Дома конвокаций.