Лондон в огне

Я сдержал гнев, понимая, что несправедливо винить хозяйку. У бедной женщины и без моего старика забот хватает. Она добрее и снисходительнее к его слабостям, чем наша хозяйка в Челси, госпожа Ральстон. Однако лучше не испытывать терпение госпожи Ньюкомб, иначе мы с батюшкой снова останемся без крыши над головой. Да и в любом случае, не мог же я посадить батюшку под домашний арест. После долгих лет тюремного заключения больше всего на свете он ненавидел сидеть взаперти.

— Я поищу его сам, — объявил я. — Не беспокойтесь, далеко батюшка уйти не мог.

Мой голос звучал бодро, однако меня одолевали дурные предчувствия. У отца тело старика и разум маленького ребенка. Он легко может стать жертвой и злых людей, и несчастного случая. Еще больше положение усугубляло то, что я спешил: господин Уильямсон желал продиктовать мне несколько писем, причем именно сегодня, во второй половине дня.

Пройдя по Стрэнду, я остановился на углу, где аллея, ведущая от Савоя, пересекалась с главной дорогой. Небо было затянуто серыми тучами, моросил дождь. Движение в обе стороны было шумным и оживленным, из-под колес и копыт в прохожих летели брызги грязной воды.

С реки дул пронизывающий ветер. Переулок служил для него своеобразной воронкой, преодолев которую поток воздуха становился еще мощнее и свирепее. Порывы сдували с голов мужчин шляпы и парики, а женские подолы колыхались и взлетали, будто под каждым из них резвилось в темноте маленькое, но беспокойное существо.

Куда пошел батюшка? Я гадал, какие мысли бродили в его затуманенной голове. Эту часть Лондона Пожар не тронул. Со времен Кромвеля здания почти не изменились. Да, народу прибавилось, одежда стала ярче, а голоса зазвучали громче. Женщины украшались и выставляли свои прелести напоказ так, как не осмелились бы еще десять лет назад. Лавок прибавилось, улицы стали шумными и оживленными.

Но Стрэнд был по-прежнему узнаваем и оставался частью прежнего Лондона, каким его знал отец. Если бы он отправился к Уайтхоллу, чтобы поглядеть на Банкетный дом, я бы наверняка его встретил — я ведь шел именно оттуда. Взвесив все варианты, я рассудил, что отец в своих передвижениях руководствовался давней привычкой и направился к дому.

Вернее, туда, где мы жили раньше, — над мастерской на Патерностер-роу. Но этого дома он лишился шесть лет назад. После ареста батюшки хозяин, торговец Лиденхолл-маркет, сдал мастерскую другому печатнику, выпускавшему листовки и похабные баллады. Новый жилец выкупил у Короны конфискованные у отца инструменты и материалы, необходимые для печати, — кассы с литерами, чернила и запасы бумаги.

Проталкиваясь через толпу, я зашагал по южной стороне Стрэнда на восток, к Сити. Если я не ошибся и отец действительно пошел туда, одному богу известно, какое впечатление на него произведет место, где он жил и работал. На Патерностер-роу, в непосредственной близости от объятого пламенем собора Святого Павла, огонь бушевал особенно яростно.

Пройдя через Темпл-Бар, я оказался во владениях Пожара. На сколько хватало глаз, тянулись развалины. Расталкивая прохожих, я быстро шел, почти бежал, по идущей под уклон Флит-стрит к Флит-Дич и Брайдуэллу.

Вдруг кто-то дотронулся до моего локтя. Развернувшись, я прижался к стене, свободная рука потянулась за кинжалом.

— Господин…

Я убрал руку с оружия:

— Маргарет. Как вас, черт возьми, сюда занесло?

Ее раскрасневшееся лицо блестело от пота.

— Слава богу, вы пришли, сэр.

— Что случилось? — выпалил я.

— Ваш отец… — Она крепче сжала мой локоть. — Он здесь.

— Где?

Маргарет указала на руины у себя за спиной.

Только тогда я сообразил, где мы находимся.

— В Бараньем переулке?

Об этом переулке в Эльзасе ходила особенно дурная слава. Он находился к западу от района Уайтфрайерс, рядом с Темплом, где, будто сороки, гнездились законники и богатели на людской глупости. Мы стояли на Флит-стрит прямо у северного входа в Бараний переулок.

Маргарет с трудом переводила дыхание. Двое мужчин стояли возле дома, меньше чем в пятидесяти ярдах от нас. В этом месте Бараний переулок был меньше двух шагов в ширину. В проеме отсутствовала дверь, а само здание стояло без крыши. Мужчины были одеты в грязно-черное и вооружены длинными шпагами. Оба высокие, чуть кривоногие и с массивными животами, нависшими над поясами. Я догадался, что передо мной бывшие «железнобокие», опустившиеся и злобные, будто уличные крысы.

— Отец в беде?

Она снова коснулась моей руки, но на этот раз мягко, успокаивающе.

— Господь свидетель, сэр, с ним все благополучно. По крайней мере, было благополучно, когда я оставляла его с моим Сэмом, а он близко никого к старику не подпустит. Но господину Марвуду трудно ходить. Он подвернул ногу.

— Что он здесь делал?

— Пришел искать меня, сэр. Хотел, чтобы я с ним погуляла. — Маргарет запнулась. — Опять сводила его к Уайтхоллу.

То есть к Банкетному дому. К месту с запахом крови и пепла, где Англию готовили к пришествию короля Иисуса.

— Простите, сэр, — прибавила Маргарет. — Мне очень жаль, что так вышло.