Лондон в огне

Кэт снова упала на подушку. Постепенно ее дыхание выровнялось. Пот на коже высох. Она лежала во влажной ночной сорочке, впечатления от сна были еще свежи. Она беспомощна, она стала жертвой не только Эдварда, но и своего же собственного страха.

Ее отец часто повторял: «Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну огненную».

А если твой кузен берет тебя силой, пусть он погибнет, вырви его из своей жизни. И ежели существует геенна огненная, молись, чтобы он горел в ней.

В среду после обеда Кэт покинула двор «Трех петухов». Джон шел следом и вез в тачке ее почти пустой сундук. Парень не произносил ни слова, однако Кэт чувствовала на себе его взгляд.

По просьбе господина Хэксби госпожа Ноксон договорилась, чтобы Кэт несколько дней пожила в комнате над кофейней неподалеку от Чаринг-Кросс: она ходила в одну церковь с женой владельца. Кэт должна была заплатить за гостеприимство и деньгами (тут ей помогут пять шиллингов от Марджери), и помощью по хозяйству.

Господин Хэксби обещал сообщить, когда будет подписан договор аренды на чертежную мастерскую в Ковент-Гарден.

— Полагаю, со дня на день. Доктор Рен полон решимости заполучить это помещение, а он всегда находит способ добиться своего.

Благодаря пяти шиллингам статус Кэт в кофейне был чуть-чуть повыше, чем у остальной прислуги: она занимала промежуточное положение между постоялицей и работающим без жалованья подмастерьем. В четверг утром она несколько часов убирала, подметала и драила полы. Но в десять хозяйка объявила, что до пяти часов вечера Кэт совершенно свободна. Не было смысла учить гостью прислуживать господам и тем более варить такой дорогой и изысканный напиток, как кофе.

— Иди, — сказала она и взмахнула передником, будто прогоняя назойливую муху или мышь. — Не путайся под ногами.

Отдых и свободное время должны были бы стать для Кэт подарком. Но вынужденное безделье выбивало ее из колеи. Вне знакомых ролей служанки, племянницы или дочери Кэт чувствовала себя не в своей тарелке. Впервые в жизни у нее не оказалось своего места. В огромном Лондоне она чувствовала себя потерянной.

Она пошла на запад, к Уайтхоллу, а потом к Вестминстеру, порадовавшись, когда пепелища и развалины остались позади. Сначала Кэт оставалась настороже, но постепенно страх быть узнанной отступил. С той ночи, когда она сбежала из Барнабас-плейс, прошло два месяца. На ней одежда служанки. И не только это: ее манера вести себя претерпела изменения, и теперь Кэт научилась разговаривать с господами, как надлежит прислуге. А люди видят только то, что ожидают увидеть.

Тот первый день придал Кэт уверенности. А еще во время прогулки у нее было время поразмыслить о своем ночном кошмаре и кузене Эдварде.

Возможно, всего через несколько дней она начнет новую жизнь и будет работать у господина Хэксби. Ей представится шанс освободиться от груза прошлого и стать другим человеком, избавиться от тяжелых воспоминаний об отце и о том, что Кэт считала своим долгом перед ним и перед его Богом. Даже Колдридж отныне утратит для нее свое значение, но эту цену она готова заплатить.

Но все окажется тщетным, если Кэт и дальше будет преследовать тот же сон и осознание, что Эдвард Олдерли жив и ищет ее.

На следующий день, в пятницу, хозяйка кофейни отослала Кэт прочь еще раньше. С корзиной на локте левой руки Кэт шла по улицам, делая вид, будто госпожа послала ее в лавку. Правую руку девушка держала в кармане, сжимая рукоятку ножа.

Она прокладывала себе путь сквозь толпу, время от времени останавливаясь поглядеть на товары, выставленные в лавках и на лотках. Шум и гомон улицы Холборн донеслись до нее прежде, чем она достигла цели. Кэт находилась к западу от ворот Сити, на безопасном расстоянии от Барнабас-плейс и его окрестностей.

Уличный торговец продавал устриц, и Кэт встала в очередь вместе с другими прохожими. Через толпу пробирался слуга, а следом за ним шел мастиф в наморднике. Пес рванулся к девушке, и Кэт шарахнулась от него. Слуга рассмеялся и оттащил собаку.

Кэт застыла, глядя им вслед. В первый раз за два месяца она вспомнила мастифов в Барнабас-плейс: Грома, Льва, Жадину и Голозадого. Она мысленно повторила их клички, будто доброе заклинание. Вот бы увидеть их и ощутить их горячее дыхание, когда они лижут ей руки. Гром, Лев, Жадина и Голозадый.

Особенно Кэт соскучилась по Голозадому.

Мастифам нужно много двигаться, иначе собаки растолстеют и обленятся. В Барнабас-плейс слуга каждое утро проходил с ними по одной-две миле. Однажды Кэт видела, как он с ними гуляет: идет, вцепившись в четыре поводка, по два в каждой руке, за поясом на всякий случай плетка, а лицо красное от натуги. Толпа расступалась перед ними, будто Красное море перед израильтянами.

Однако раз в неделю, субботним утром, Эдвард брал собак на верховую прогулку, и в сопровождении слуги они отправлялись дальше — обычно на Примроуз-хилл[12].