Лондон в огне

Однако придется смириться с тем, что первая часть моего путешествия будет малоприятной. Эти улицы Лондона превратились в лабиринт из закопченных обломков. В сгущавшихся сумерках среди них можно было спрятать целый полк.

С каждой минутой становилось все темнее. Под ногами хрустели валявшиеся в грязи угли. Звуки моих шагов казались мне удивительно громкими. Я всегда воспринимал уличный шум как должное: грохот, повышенные голоса, стук копыт, крики — на все это я не обращал внимания. Однако здесь тишина была физически ощутима, далекий звон колоколов и стук колес между воротами Бишопсгейт и Мургейт ее только подчеркивали.

Я уже хотел выйти из Колыбельного переулка и углубиться в лабиринт из руин, но застыл на месте от внезапного звука: что-то маленькое и твердое подпрыгивало, ударяясь о булыжники мостовой, казалось, чья-то нога пнула камешек. Я вгляделся в темноту, но не увидел ничего, кроме разрушенных зданий и темнеющего пасмурного неба.

Я застыл, считая секунды. Вот прошла минута, и вся моя смелость испарилась. Скорее бы выйти на свет, к людям. Я повернул назад.

Меньше чем в трех ярдах от меня стоял высокий крупный мужчина в темном плаще и шляпе. В одной руке у него была дубина, вторая сжимала рукоятку кинжала.

У меня за спиной послышались шаги. Я обернулся, чтобы встретить новую угрозу лицом к лицу. Путь к отступлению преградили двое мужчин. Тот, что ближе, был маленького роста и держал закрытый фонарь. У второго, покрупнее, на поясе висела шпага — когда он шагнул вперед, ножны ударились о кусок кирпичной стены.

— Посветить на него, ваше высокородие?

— Нет, я вижу, что это он.

С этими словами из темноты возник Эдвард Олдерли. Из-за отсутствия одного глаза лицо этого человека казалось кривым, будто у чудища из ночного кошмара.

— Добрый вечер, Марвуд.

Похоже, нас кто-то выдал. Госпожа Олдерли вне подозрений. Ей невыгодно рассказывать кому-то о встрече, которую она сама же устроила. Но угрюмая горничная или лакей, сопровождавший карету, в которой я вчера говорил с их госпожой, могли нас подслушать.

Мысли стремительно неслись вперед. На Боу-лейн я не воспринял Эдварда Олдерли всерьез, посчитав его хвастливым забиякой, испорченным отцовским богатством. Но похоже, я недооценивал этого человека. Ему — или его отцу — ничто не мешало подкупить слуг госпожи Олдерли, чтобы те шпионили за хозяйкой.

Я остро осознавал собственную уязвимость. Если Олдерли — отец или сын — хотели побеседовать со мной наедине, в Уайтхолле меня найти нетрудно. Но вместо этого молодой Олдерли подстерег меня здесь. Ни одного прохожего. Он и его люди вооружены, а я беззащитен. Трое против одного, и все три противника выше и мускулистее меня. Мало того — при мне тот самый серый плащ, который Эдвард Олдерли вчера отыскал на Примроуз-хилле.

— От холода околеть можно, — произнес Олдерли. — Пройдемся до ворот Мургейт и найдем таверну с теплым очагом.

Таверна располагалась у стены Сити. Мы с Олдерли сидели наверху, в большом зале для чистой публики, за столом у окна с видом на улицу. Его люди ждали у подножия лестницы, охраняя единственный выход.

Я положил сверток на стол. Эдвард тут же впился в него взглядом.

Постепенно я начал успокаиваться. Здесь светло, шумно, вокруг много народу. Пахло табаком, специями и алкоголем. Этим троим трудно будет удерживать меня против воли в общественном заведении.

Олдерли сам отпил большой глоток и подлил мне еще, прежде чем я успел притронуться к своей чаше.

— До того как стать женой отца, мачеха была замужем за сэром Уильямом Квинси, — медленно начал Эдвард. — Слышали о нем? Когда король находился в ссылке, сэр Уильям оказал ему много услуг, а до того верно служил отцу нынешнего монарха. Вот почему его величество так добр к вдове Квинси.

Я кивнул. Не мое дело рассуждать о том, что у королевской доброты могут быть и другие причины. Я отпил чуть-чуть вина.

— Эта женщина многое вынесла, — продолжил Олдерли. — Сэр Уильям был весь в долгах. А потом ей пришлось сорваться с места и отправиться с ним за границу. Не говоря уже о том, что мачеха ухаживала за Квинси, когда тот болел, но в конце концов недуг убил его. — Тут Олдерли постучал пальцем по виску. — Бедняжка так и не оправилась, хотя со стороны кажется, будто с ней все благополучно. Она стала пугливой, Марвуд, ей приходят в голову дикие фантазии, однако все это лишь игра ее больного воображения.

— Прискорбно слышать, сэр. Но зачем…