Лонвилль

Потом она снова подумала о дядюшке и вспомнила, как он каждый год просил маму, чтобы она больше не приезжала, что не надо делать это из-под палки, что он не хочет чувствовать себя обузой, но… Несмотря на все изменения, видимо, что-то от старого дядюшки в нем, все-таки, осталось.

– Все равно, я еще обязательно приеду, – произнесла Мила, кинув очередной взгляд в зеркало заднего вида.

Лонвилль растворился вдали, и дорога тонкой лентой убегала в сторону деревьев, вырисовывающихся на линии горизонта.

Головокружение, периодически мучившее ее в течение всего дня, больше не повторялось, но чувство тревоги никак не хотело оставлять Милу, хотя она так и не смогла понять, что именно ее тревожит…

12

(спустя еще три года)

Теплое сентябрьское утро было в самом разгаре и лучики осеннего солнца все еще грели Лонвилль. Припарковав машину на центральной площади, Мила осторожно выбралась из-за руля и подошла к кафе мистера Бейкера, со слабой улыбкой оглядев милое резное крылечко, сквозь ступеньки которого короткими пучками пробивалась зеленая трава. Потянув на себя дверь, она вошла внутрь и с удивлением обнаружила, что внутри никого не было.

– Мистер Бейкер? – осторожно позвала она, подойдя к прилавку и надеясь увидеть его, сидящего на стуле. – Вы здесь?

Никого.

Мила оглядела кафе и опешила, когда ее взгляд упал на тот самый столик, за которым она три года назад сидела с дядюшкой. Две пустые пивные кружки и стакан из-под ванильного коктейля стояли на том же месте, правда теперь на них скопилась пыль. Почувствовав себя не совсем хорошо, Мила на ватных ногах подошла к столу и двумя пальцами взяла стакан из-под ванильного коктейля понимая, что ошибки быть не может. Это тот самый стакан, из которого она пила коктейль, а это те самые две кружки, которые чуть ли не залпом осушил дядюшка.

– Но… – только и смогла она произнести, когда поставила стакан обратно на грязный стол, а потом снова оглядела кафе, в которое, судя по всему, давненько никто не захаживал. – Как такое возможно?

Не найдя объяснений данному феномену Мила вышла на улицу, спустилась по ступенькам и принялась внимательно рассматривать площадь и прилегающую к ней территорию.

Всё также никого.

Лонвилль показался ей еще грязнее, еще пустыннее, чем три года назад. Никаких признаков жизни. Он выглядел, словно город-призрак, брошенный людьми. А может быть, так и случилось, мелькнула у нее в голове мысль. Посмотрев на часы, Мила убедилась, что уже почти полдень, но вокруг не было ни единого человека, ни одной открытой витрины, а сама площадь была занесена песком и пылью, и газоны разрослись так, словно были не газонами, а лесным кустарником. Скверик в центре площади зачах и редкие листочки на деревьях жалобно развевались в такт легкому сентябрьскому ветру. Мила прошлась пешком до гостиницы и заглянула в фойе, в надежде увидеть администратора, но там тоже оказалось пусто. Все еще не понимая, куда могли подеваться горожане, Мила направилась к дому дядюшки и за все время ей не встретилась ни одна живая душа. Дома по обе стороны от нее угрюмо и молчаливо провожали ее взглядами своих темных, давно не мытых окон, не давая ответы на вопрос – а где же все?

Остановившись, наконец, перед покрашенным когда-то в белый цвет и покосившимся теперь заборчиком, Мила настороженно оглядела дом дядюшки. Он, впрочем, как и все остальные дома на Оук-Роуд, показался ей еще грязней, еще безжизненней, еще запущенней, чем три года назад, а лужайка перед домом была покрыта высоким пожухлым травостоем. Некогда красивая яблоня, росшая слева от дома, засохла и стояла, словно застывший скелет, добавляя мрачности и без того не веселому пейзажу.

Мила осторожно поднялась по ступенькам крыльца, стараясь не касаться грязных перил, и подергала ручку двери, но та, разумеется, была заперта.

– Дядюшка! – позвала она. – Дядюшка, ты дома?

Не дождавшись ответа, Мила подошла к окну кухни и попыталась заглянуть внутрь, но, благодаря грязному стеклу, не смогла ничего разобрать дальше подоконника. Пребывая в состоянии глубокой задумчивости, она обошла дом вдоль стены и остановилась перед задней дверью. Каково же было ее удивление, когда она увидела, что стекло, которое выбила камнем Саманта, по-прежнему, отсутствовало. Дядюшка так и не починил его за эти три года. Все это насторожило Милу еще больше, она уже хотела было просунуть руку в оконный проем, открыть щеколду и войти в коридор, но что-то подсказало ей, что она не найдет в доме своего дядюшку, а кроме того, у нее мурашки пошли по спине, едва она только представила, что должна будет одна оказаться внутри этих мрачных молчаливых стен и в полусумраке подняться на второй этаж по скрипучей лестнице. На всякий случай она, все же, заглянула внутрь через пустую оконную раму.

Тишина.

И никого.

На грязном полу по углам лежали высохшие прошлогодние листья, по-видимому, попавшие в дом во время прошлогоднего листопада, благодаря разбитому стеклу. Не зная, зачем, Мила постучала в дверь и крикнула:

– Дядюшка? Дядюшка, ты дома?

Тишина.

– Дядюшка?

Нет ответа.