– …Самим найти организаторов, – закончил кто-то из «черных». – Найти – и…
Повисла глухая тяжелая тишина. Никто не решался произнести остальное. И тут заговорило знакомое танго, близко, совсем рядом. Невидимый режиссер взмахнул палочкой, рассекая молчание.
– Вторую роту раскидали по карцерам, – глухо вздохнул металлист. – Актив у коменданта, бьют всех смертным боем. Нам передали, что трое уже в санитарной части, едва ли выживут. И это только начало, через два дня вся рота там будет. Нашего врача вы знаете, оформит как умерших от гнойного аппендицита. Потом возьмутся за остальных.
– Из Берлина приедут, – Гном поглядел вверх, в низкий потолок. – А это – «стапо». Там не просто бьют, уж я знаю. Найдут быстро, только и остальным придется туго.
– Значит, мы их сами должны найти – и сдать.
Кто это сказал, Лонжа так и не понял. Голос прозвучал словно ниоткуда, из темноты, из самого сердца мрака. А в ответ… Ничего в ответ – ни слова, ни звука.
– Если мы это сделаем, значит, Гитлер уже победил.
Лонжа даже не сообразил, что проговорил это вслух, в полный голос. Уходить некуда – справа «черные», «красные» слева, и он шагнул в узкий проход между нарами. Отвернулся.
– Гитлер и так победил, – глухо ударило в спину.
– Пристыдил ты всех, американец, только надолго ли? В других бараках уже голосуют – по фракциям, «красные» и «черные» отдельно. А уголовники сразу решили сыск устроить, пособить начальству, у них-то совесть легкая. На что ты надеялся, Лонжа?
– На то, что люди остаются людьми, даже здесь.
– Они людьми и остались. Никому умирать не хочется. Ты чего ждал? Что восстание поднимут, на пулеметы пойдут? Губертсгоф – это и есть Германия, только слегка поменьше. Эмигранты тоже надеются на революцию. Нет, не будет никакой революции, так все вместе и пропадем. Говорят, мол, инстинкты, а это не инстинкты, а разум. Рацио! Каждый умный, каждый выжить надеется. «Рай не светит нам, шагнувшим в бездну». Понимаешь?
– Нет, не понимаю.
Арман Кампо вернулся перед самым закатом, волоча под мышкой тяжелую книгу в толстом черном переплете. Открыв дверцу машины, без всякого почтения бросил том на заднее сиденье и пояснил, ни на кого не глядя:
– «Большой реестр рецептур и кулинарных хитростей замка Шато-ля-Рокс». Взял в здешней библиотеке, потом выписки сделаю. То ли XVII век, то ли попозже…
Подумал, достал сигаретницу, щелкнул замочком, долго искал зажигалку.
– Пирог по-перигорски с трюфелями. Какая гадость!.. Можете грузиться, больше я вас не задерживаю. Если не надоел, забросьте меня в кемпер и накройте чем-нибудь. И… Давайте уедем прямо сейчас, меня возле этих стен тошнит.
Жорж Бонис хотел что-то сказать, но Мод поднесла палец к губам. Подошла к черноволосому, положила ладонь на плечо.
– Не раскисай! Тебе еще на дуэли драться.
Кампо кивнул, попытался улыбнуться и внезапно пропел, негромко, но очень чисто:
Песня – танго! – показалась очень знакомой, но вспомнить Мод не успела. Подошел Бонис, наклонился, поглядел парню прямо в глаза.
– Арман! Жизнь есть жизнь – и люди есть люди. Не всем дано вести зуавов на русские пушки. Приходится исходить из реального, хоть это порой и противно до невозможности. Понимаете?
Красавчик Арман покачал головой:
– Нет, не понимаю.
Глава 5
Волчья пасть
Матильде Верлен исполнилось восемнадцать, когда учитель взял ее с собой на большой прием у Анри Матисса. Идти не хотелось – девушке не нравились ни картины, ни сам автор знаменитого «Танца», ни те, кто у него обычно собирался. Однако спорить с учителем не стала, только оделась поскромнее, решив сразу же скользнуть куда-нибудь в дальний угол, подальше от шумных разговоров. Так и сделала, но именно там ее нашел Сальвадор Дали. На испанце был плохо сшитый серый костюм и оранжевый галстук в клеточку.
– Что вы думаете о носорогах? – вопросил он, даже не представившись.
– Приблизительно то же, что и они обо мне, – здраво рассудила Матильда. – Но если вам так интересно, носорожий рог – идеальная логарифмическая спираль.