Лонжа

Узнав об этом, Мод положила перед собой листок с густой паутиной и крепко задумалась. Тот, кто спрятался в круге, ничем не походил на обычных воров. Полиция была уверена, что никакого Прюдома нет и в помине, похищения шли по одной графе, подделки – совсем по иной. Но девушка уже начинала различать смутный силуэт за беспорядочным ворохом серых нитей. А что, если Прюдом сам пишет фальшивые полотна? Художник, знаток живописи и… поклонник Теодора Жерико. Подделки не цель, лишь средство раздобыть деньги ради очередного шедевра. Картину Жерико продать очень трудно, о похищениях знают во всем мире, значит, Прюдом ворует их не для других – для самого себя.

Что в итоге?

Богатый, жестокий, талантливый, с безупречным вкусом, прекрасно знающий «узкий круг» аукционистов, галерейщиков и, конечно же экспертов. Может, и она с ним знакома.

Очередной подделкой стал Энгр.

* * *

– Вспомнил! – сообщил Жорж Бонис, не отрывая взгляда от дороги. – Насчет Ля-Куртин, куда мы путь держим. То, что название знакомое, сразу понял, а сообразил только сейчас. Ля-Куртин, 1917 год!

Пуатье обогнули по объездной, и теперь «Вспышка» уверенно держала путь точно на юго-восток, к Лиможу. Дорога, очередной проселок, была почти пуста. Зеленые поля, редкие дома под черепицей, теперь уже не желтой, а красной, вдалеке – темная полоска леса.

Глушь…

– Ля-Куртин? – без особой охоты откликнулся с заднего сиденья красавчик. – У меня с историей всегда были проблемы. Если вы имеете в виду бунт 1-й русской бригады, то на фоне того ужаса, что творился тогда, это лишь маленькое пятнышко.

Усач покачал головой.

– У вас, Арман, проблемы не с историей, а с классовой борьбой.

Мод сделала вид, что ее очень интересует очередная придорожная ферма. Экипаж продолжал удивлять.

– Пожалуй, да, – чуть подумав, рассудил Кампо. – Терпеть не могу буржуазию, она аморальна по определению. Следовало усилить гарнизон Бастилии, хотя бы парой артиллерийских батарей. Русский генерал Трепов когда-то отдал замечательный приказ: «Холостых залпов не давать и патронов не жалеть!»

«Вспышка» еле заметно вильнула.

– Вам бы, такому моральному, метлу в руки! – мечтательно проговорил усач.

Мод поняла, что самое время вмешаться. Не успела – Кампо опередил.

– Не напоминайте, Жорж. Два самых счастливых лета… Если бы вы знали, как пахнет стружка на манеже! Я взял с собой горсть на память, но без манежа это просто маленькие плоские кусочки мертвого дерева.

На этот раз машина не изменила курс, но Бонис, не удержавшись, бросил взгляд в зеркальце заднего вида.

– Так почему же там не остались, на манеже? Нет, Арман, я в душу не лезу, но сам с детства любил возиться с моторами. Вот и вожусь, пусть и не всегда сладко приходится. Давайте догадаюсь. Родители?

Кампо сжал тонкие губы.

– Нет, я сам. Надо было начинать жизнь заново, с нуля – и без особых шансов. Я не струсил, просто понял, что не потяну. Не каждому дано стать настоящим шутом.

«Вспышка» вновь слегка вильнула по курсу.

– Да это же готовая песня! – восхитился Бонис. – Арман! Хотите, я вам ее посвящу?

Губы бывшего циркового еле заметно дрогнули.

– Хочу.

Мод невольно порадовалась тому, что разговор ушел далеко от стен Бастилии, но на душе стало горько. Она тоже не струсила, просто опустила руки. И художника Шапталь не стало.

«Если бы вы знали, как пахнет стружка на манеже!..»

Н-нет!

– Жорж, если песня мне понравится, я напишу ваш портрет.

2

Команду «Стой!» многие не услышали – продолжали перебирать ногами. Бéгом это назвать трудно, последний километр просто шли, пошатываясь, оступаясь и хватаясь друг за друга. Унтер-офицер, ехавший рядом на велосипеде, почти перестал подгонять, крутил педали и посматривал. Когда двое упали, сделал вид, что это его не касается:

– Не останавливаться! Вперед, вперед!

Упавших подняли и потащили под руки. Оба были из числа «красных», и подхватили их тоже свои. «Черные», собравшиеся в центре колонны, пытались задать ритм. Кто-то хрипло командовал: «Раз-два! Раз-два!» Помогало плохо, и вскоре хрипун умолк.

Куда бегут и зачем, уже не думали, по сторонам не смотрели. Только под ноги, на серую истоптанную землю. Под подошвами – наезженная колея, однажды мелькнул и пропал гусеничный след.

Небо было в этот день милостивым. Белые облака закрыли солнце, душно, но не жарко. А к концу повеял ветер, в спину, словно пытаясь придать сил.

– Сто-о-ой! Разобраться по отделениям, привести себя в порядок. В колонну по три. Быстро! Быстро!

Лонжа добежал, хотя каждый глоток воздуха давался с болью, а ноги вообще исчезли. Наверняка стер в кровь. Сапоги достались не по размеру, хорошо хоть на пару номеров больше, а не меньше.

– Первое отделение! Второе отделение!..