Мод вспомнила картины в пустом доме, альбомы на столе. Неведомые планеты, незнакомые люди. Отчет Франсуа Трамбо.
– Кроме того, у вас, скажем так, обостренное чувство справедливости. А перед этим даже разум отступает. Некоторые ваши деяния…
Пальцы пробежались по зеленой столешнице, словно играя неслышную гамму.
– Почему вы решили, что свадьба с первым встречным спасет жизнь Вероники Оршич? Уверен, состав трибунала оценил бы данный поступок, как не слишком удачную уловку. Шансов подсудимой это точно бы не прибавило.
Поглядел снизу вверх, и усмехнулся, впервые за весь разговор.
– В конце концов, вы имеете право сами составить прошение для трибунала. Его вполне могут учесть, вы – человек посторонний, а значит, в какой-то мере объективный. На суде оценивают не только деяние, но и личность. А теперь представьте, в каком свете предстала бы вся эта затея со свадьбой?
И тут Мод растерялась, тоже впервые. А как же Старый порядок с рыцарями и сословиями? Красавчик Кампо обещал, он был твердо уверен!..
Тот есть говорил, что уверен…
– Наша гостья запуталась, – негромко молвил епископ, не отрывая глаз от четок. – Да не поставим мы это ей в вину!
Четки исчезли. Черно-лиловый уже не сидел, стоял. Голос окреп, раздались плечи.
Помолодел…
– На мой скромный взгляд власти светской должно проявить милосердие. Не только к мадемуазель Шапталь, наших обычаев не знающей, но и к великой грешнице Оршич, столь прикипевшей к сердцу ее… Вы сказали «мотивация», дочь моя. Станет ли мотивацией жизнь подруги вашей? Не мне предугадать приговор, но как власть духовная обещаю: Вероника Оршич не будет казнена, пока вы и спутники ваши останетесь похвально молчаливы. Вас не обманут, Оршич получит право время от времени слать вам весточки из узилища своего. Достаточно ли этого, дочь моя?
В висках тяжелым гулким колоколом знакомо ударила дедова прóклятая кровь. Сердце захлебнулось бессилием, сжались и разжались кулаки.
– Достаточно, монсеньор епископ. Мы, я и мои друзья, будем молчать. И спасибо, что просветили относительно ваших благородных обычаев!
Подождав, пока приумолкнет колокол, повернулась к тому, кто сидел за столом.
– Господин министр! Я могу узнать, кто именно попросил за нас?
Зашелестели бумаги, слегка дрогнули плечи под мантией.
– Странный вопрос, мадемуазель. Естественно, тот, кто за вас отвечает. Пьер Вандаль, ваш начальник.
Мод закрыла глаза, надеясь укрыться в спасительной темноте.
Шеф…
Пьер Вандаль блистал в узком «свете» любителей искусств, не пропускал ни одной парижской выставки, коллекционировал немецких экспрессионистов. Красив, экстравагантен, ярок – и не слишком серьезен. «Плейбой!» – отмахивались истинные знатоки, дилетант с деньгами, какие часто встречаются в Столице мира.
А еще гольф, автогонки, казино – и светские красавицы табуном. Таким ли быть зловещему господину Прюдому?
Эксперт Шапталь не спешила. Теперь она сама стала пауком, терпеливо ожидающим, пока еле заметно дрогнет сеть. Вначале ничего, пустые слухи, подробности беззаботной жизни улыбчивого плейбоя. Ривьера, Ницца, Монте-Карло…
Лихтенштейн!
Именно там родился и вырос любитель экспрессионистов. Французское гражданство получил десять лет назад, но и от прежнего не отказался. Пьер Вандаль – и Петер Ульрих, тоже Вандаль.
Мод решилась – и съездила в Вадуц.
В маленьком княжестве оказались прекрасные музеи. Более того, в столице издавался серьезный искусствоведческий журнал. Эксперт Шапталь взяла в библиотеке подшивки за последние годы. Перелистала – и грустно улыбнулась. Экспрессионисты? Петер Вандаль, выпускник Берлинского университета, искусствовед и художник, писал о Теодоре Жерико. Одна статья, вторая, третья…
Не подвели и музеи. В одном из них девушка увидела знакомую фамилию – на табличке в нижней части рамы. Отошла на шаг, слегка прищурилась, закусила губу… Рисунок, цвет, композиция. И мазок – то, что вернее всякого отпечатка пальцев.
Со свиданьицем, Шеф!
Черные крылья мельниц вонзились в самое сердце, но эксперт Шапталь даже не почувствовала боли.
Глава 9
Вайсрутения
Он ступил на землю, пошатнулся и глубоко-глубоко вдохнул. Пахло старым сырым лесом и немного бензином. Вокруг – серый предрассветный сумрак, разрезанный желтым огнем прожектора. Люди-тени и тени-самолеты. Из чрева одного он только что исторгся, второй стоял в стороне, выступая из сизой мглы, третий с низким рокотом и гулом заходил на посадку.
– Не садиться! Размять ноги, приготовиться к марш-броску. Проверить оружие и снаряжение. Командиры взводов – ко мне.
Голос Лонжа узнал – все тот же серый гауптман, его вечный спутник.
«А кого прикажете набирать? Трусов, слюнтяев и задохликов? Этот, чтобы выжить, станет драться до конца».