Лонжа

– Добровольческий, ублюдки! Я силой вас из «кацета» не тащил… Мы прибыли для защиты мирного немецкого населения – и будем его защищать всеми возможными методами. Два других ваших взвода тоже здесь, в Вайсрутении, и уже вступили в бой. Это все, что вам нужно знать. На всякий случай еще раз напомню: вы – не солдаты, на вас чужая форма, вы прибыли сюда без объявления войны. Единственный шанс выжить – беспрекословное подчинение командирам. А теперь, когда вы все поняли… Первое отделение – нале-е-ево!..

И снова – бегом, на этот раз к другому краю аэродрома. Там уже строился взвод – незнакомые парни в такой же форме без погон. Хмурый здоровяк с тяжелым пистолетом-пулеметом за спиной быстро осмотрел прибывших и указал на крайнего слева.

– Остаешься! Остальные – в строй. Командирам отделений распределить новичков.

Судьба вновь улыбнулась – рядом с Лонжей остался все тот же Ганс Штимме.

– Называйте меня «герр фельдфебель», – сообщил командир взвода. – Все остальное – потом. Перекурите, если охота, но имейте в виду – сейчас будет марш-бросок. Отставших пристрелю сразу.

Небо над кронами стало белым, в близком лесу несмело подали голос первые утренние птицы.

Рассвет…

* * *

– Все равно перекурю! – Ганс Штимме щелкнул зажигалкой. – Ну и гадость нам выдали!

Сигареты они получили вместе с формой, по две пачки. На красно-белом фоне – черные буквы: «Klubowe». Что написано на зажигалке, Лонжа смотреть не стал. И так понятно.

– Была рота – нет роты, – вздохнул дезертир Митте. – Вот тебе и убежали… А что вообще происходит, Рихтер? Ты хоть понимаешь? Гитлер напал на Россию?

Говорить не хотелось, но Лонжа все же ответил:

– Не Гитлер – Польша. Нас тут нет. Найдут только трупы в «рогативках». Как отреагирует Сталин, не знаю, но Бессарабии ему точно не видать. Мы с тобой защищаем не местных немцев, а нефть в Плоешти.

Это он понял, как только примерил польскую форму. Большая война ползла на восток.

– Румынам сейчас приходится кисло, и русские нацелились на Бессарабию, свою бывшую провинцию. Гитлеру от этого ни тепло, ни холодно, но за Бессарабией – нефтяной район. Сталин собрал войска возле Одессы, а тут – мы… А еще есть Польша. Если начнется война, у кого ей просить помощи?

Штимме помотал головой:

– Сумасшедший дом! Надо было чаще на политзанятия в нашей ячейке ходить. Только и помню, что мировой империализм и поджигателей войны… А про Булак-Балаховича нам рассказывали, это русский белогвардеец, «kontra».

Привстал, поглядел по сторонам.

– Рвануть бы отсюда! К русским и в самом деле идти не стоит, расстреляют, причем за дело. Но лес большой… Что скажешь, Рихтер?

Лонжа думал недолго.

– Сначала – оружие. С пустой винтовкой не навоюешь… Лес, конечно, большой, но за ним – Польша. Как думаешь, нам там будут рады?

Тот, кто курил в кинозале, только вздохнул в ответ.

– Ста-а-ановись! Взвод, приготовиться к марш-броску!

Деревья беззвучно шагнули навстречу…

2

Городишко наш – стар он и мал,
Тут меня знает и стар, и мал.
Бешусь я или же тих и нем,
Я все равно слыву невесть кем.

Зла не чинил никому, ни в коем,

Просто быть хотел я самим собою…

Жорж Бонис перебирал струны гитары, Мод сжимала в руке кружку с недопитым вином, красавчик Кампо устроился прямо на брезенте, брошенном на редкую сухую траву. Вокруг плескалась ночь, рядом темнел проселок, а в нескольких километрах – Солнечное шоссе, дорога на Париж.

Свободны. Не верилось.

Но люди обычно не любят таких,
Кто хоть чуть-чуть не похож на них –
Ругали все наперебой,
Кроме немых, само собой.

В праздник я не шел ликовать,

А оставался спокойно спать.
Марши, музыка в окне –
Все это было ну не по мне.

Но люд честной не любит тех,

Кто чем-то не похож на всех –
В меня всяк тычет палец свой,
Кроме калек, само собой.

Дорога назад, на подзабытую Землю, показалась эксперту Шапталь необычно долгой, хотя все было, как и в прошлый раз, только наоборот. Пластинку прокрутили в обратную сторону: лифт, голоса в коридоре, гулкий звук схлопывающихся металлических створок, долгое-долгое ожидание, вежливый командир «шлюпки», скребущее чувство страха, когда тело внезапно потеряло вес, дрожь металлического корпуса. Наконец, тишина – и запах свежей земли.

Что будет дальше – легко уяснить,
Не нужно пророком для этого быть,
Вот только покрепче отыщут пеньку,
И буду болтаться я на суку.