Лорд Галифакс: святой Лис

Помимо общей примитивности публики, Ирвин видел и раскол в рядах индийских националистов, прежде всего, между Мотилалом Неру и Ганди. Последний временно удалился с политической арены, чем несказанно обрадовал британскую власть. Не учел или не захотел учитывать вице-король одного, что попытки решить судьбу Индии без ее же непосредственных представителей могут не только не уничтожить движение сопротивления британской власти, а наоборот, сплотить ряды националистов, пробудить тех самых примитивных людей, с легкостью поддающихся пропаганде, к борьбе.

Ирвин обменивался с Биркенхедом письменными соображениями относительно комиссии. С самого начала министр по делам Индии был не против того, чтобы представители колонии также вошли в состав, и просил у Ирвина рекомендаций, кого тот считает благонадежным для такой важной миссии. Ответ Биркенхед получил следующий: «Я заключаю, что Вы рассматриваете комиссию, включая индийцев. У меня есть серьезные сомнения относительно мудрости этого курса. Как только Вы начнете выбирать индийцев, будет почти невозможно сделать единственный выбор, придется расширять комиссию, чтобы включить чиновников. Кроме опасности сделать комиссию громоздкой, я думаю и вполне уверен, что комиссия, составленная таким образом, закончила бы так же, как и комиссия Сэнки205, с предоставлением по крайней мере двух отчетов, один из которых был написан, прежде чем комиссия начала работу. Не было бы более мудрым создать комиссию как внешний беспристрастный орган, небольшой по численности, но представляющий самый надежный баланс и гарантирующий суждения, на которые можно было бы положиться?»206

Биркенхед согласился с такой позицией Ирвина далеко не сразу. Несколько месяцев он раздумывал над этим, предлагал включить в комиссию и мусульман, и индуистов, вице-король же упорно не желал слышать об этом. Под конец они все-таки сошлись с Ирвином в том, что британские лейбористы (а их присутствие в комиссии было строго обязательным), сочувствующие социалистическим идеям, рискуют вступить в сговор с индийскими националистами. И тогда выводы комиссии будут просты и незатейливы: полная и немедленная независимость Индии от колониального гнета. Совершенно ясно, что такие выводы в интересы Британии не входили.

Как уверял в мемуарах сам бывший вице-король, он консультировался со всеми индийскими советниками, которым наиболее доверял и считал компетентными, и все они отговаривали его от допуска в состав комиссии представителей колонии в пользу депутатов обеих палат британского Парламента207. В итоге к лету 1927 г. комиссия получила такой вид: лорд Бернем, лорд Стрэткон, Эдвард Кэдоган, полковник Лейн Фокс (друг Ирвина), Вернон Хартшорн и К. Р. Эттли – четыре консерватора и два лейбориста с либеральным председателем Саймоном.

Ирвин делал ставку еще и на то, что комиссия не была единственной в колонии. Наряду с ней должен был функционировать индийский комитет сэра Санкарана Нэра, состоящий из представителей Государственного совета Индии. Была и другая великодушная уступка: индийским экспертам также доверялось давать консультации назначенной комиссии, правда, без права голоса в решающем отчете.

Не без оснований вице-король Ирвин был убежден, что Индия просто не готова к тому, чтобы перейти на рельсы самоуправления. Раз за разом он подчеркивал это в своих выступлениях, напоминая о религиозной вражде, внутренних раздорах и намекая на то, что покуда коренное население будет демонстрировать такое поведение, то решать его судьбу будут куда более благоразумные белые господа: «С апреля по июль в прошлом году Калькутта, казалось, находилась под эгидой некоторого злого духа, который так захватил умы людей, что в их безумии они считали себя освобожденными от самых священных ограничений человеческого поведения. Честные граждане уехали за границу, спасая свои жизни от фанатического нападения, но паралич, который настиг коммерческую жизнь большой столицы, был менее серьезен, чем гражданские потери, следовавшие за голым и бессовестным нарушением закона, который по необходимости должен быть подтвержден методами решительными и серьезными. С тех пор мы видели те же самые зловещие влияния в Патне, Равалпинди и многих других местах, были вынуждены наблюдать эту пропасть высвободившихся человеческих страстей, которая слишком часто глубже наносных привычек и закона. <…> Ничто полезное не может цвести во вредной почве, никто не может построить дом, чтобы противостоять ветру, дождю и шторму жизни на гнилом и необоснованном фундаменте»208.