Для слуха простого и честного люда
Я песни сегодня пою!
О гордом и смелом лорде Шервуда
Послушайте песню мою!
Голос певца тут же заглушил радостный гомон: он оправдал ожидания слушателей, которые приветствовали упоминание о всеобщем герое и защитнике. А сам Робин сейчас стоял в плотном окружении своих почитателей, но неузнанный ими, обняв за плечи любимую и невольно усмехаясь. И певцу, и всем, кто его слушал, было хорошо известно, как сурово обходился шериф с теми, кто нарушал запрет на песни, восхвалявшие вольных стрелков, и особенно лорда Шервуда. Но всем было так же хорошо известно, как мало соблюдались эти запреты. Бродячий певец знал, что рискует свободой и даже самой жизнью, и все равно осмелился во всеуслышание произнести и восславить имя того, кто в Средних землях для всех олицетворял защиту от зла и справедливость. Одно только имя лорда Шервуда, облетая слушателей, оказывало на них чудесное воздействие. Плечи распрямлялись, мускулы наливались силой, глаза загорались дерзостью и отвагой.
Заслышав лишь имя, шериф побледнеет,
Но что с твоей злобы, барон?
Метки его стрелы, меча нет вернее,
Нет воина лучше, чем он!
– Идем отсюда! – внезапно сказал Робин, сжав Марианне руку. – Скоро здесь появится стража, а нам с тобой совершенно ни к чему встречаться с ней вдвоем.
Они выбрались из толпы и быстрым шагом пошли прочь, оставляя площадь позади. Вслед им летели уже едва различимые слова песни:
В стенах Ноттингем, а в Шервуде стен нет,
Там спрячут луга и туманы.
Там ветер прохладен и чист звездный свет,
Как свет ясных глаз Марианны!
Робин невольно замедлил шаг и с изумлением присвистнул:
– Вот это да! Быстро же разносится молва!
– Знаешь, мне сейчас вдруг показалось, что мы принадлежим не себе, а всем этим людям! И почему-то меня это печалит, – прошептала Марианна, с тревогой оглянувшись на площадь.
Робин ласково обнял ее и, коснувшись губами ее светлых волос, ответил:
– Не стоит печалиться! Всегда и везде мы с тобой будем принадлежать только друг другу. Этот певец и те, кто его слушал, знают не нас настоящих, а таких, которые рождены их собственным воображением и наделены нашими именами. Что поделаешь, раз уж мы с тобой оказались в героях, прославляемых молвой!
Она улыбнулась ему, перестав грустить, и они медленно пошли узкой безлюдной улочкой. Над городом поплыл звон соборного колокола, отбивавшего счет часам.
– Нам пора! – сказал Робин, сосчитав удары. – Через час в воротах удвоят число стражников. Зайдем на постоялый двор, заберем лошадей, выпьем горячего вина на дорогу. Тебе понравился праздник?
– Да, очень! – ответила Марианна и еле слышно вздохнула: – Жаль только, что день пролетел так быстро!
Услышав в ее голосе грусть, Робин повернул Марианну к себе лицом и улыбнулся ей:
– Не грусти, милая! У нас еще будет много, очень много праздничных дней! Ведь впереди у нас целая жизнь.
Марианна заглянула Робину в глаза, полные тепла, и поверила его словам всем сердцем, потому что верила ему во всем и потому что теперь, когда они снова вместе, ей хотелось верить, что впереди у них долгая череда дней и лет. Они оба привыкли к опасной игре со смертью, но были еще молоды, чтобы всерьез считать, что однажды победа может оказаться не на их стороне.
Миновав ворота, они добрались до постоялого двора. Хозяин вышел им навстречу и, радостно суетясь вокруг гостей, провел их в просторную комнату, уставленную грубо сколоченными столами, табуретами и скамьями вдоль стен.
– Что-то у тебя сегодня не слишком оживленно, Джек! – заметил Робин, оглядываясь по сторонам.
– Весь день было так же пусто, как сейчас, – без тени огорчения ответил хозяин. – Ничего! Как только на площади свернется ярмарка и закончится балаган, все пойдут искать, где бы промочить горло. Тогда успевай только кружки подавать! А пока и тебе и мне спокойнее, что никого нет. Садись за стол, усаживай свою подругу. Дай-ка я рассмотрю ее получше, а то столько слышал о ней, а видеть не доводилось! Даже утром, как ни вытягивал шею, все равно не разглядел толком.
Он окинул Марианну веселым бесцеремонным взглядом и с искренним восторгом поцокал языком.
– Марианна, если я не ошибаюсь? Славное имя, и девушка у тебя, Робин, славная! Недаром все девчонки графства, что сохли по тебе, заливаются слезами! Если бы моя Мэгги была хотя бы вполовину так же хороша, как твоя подруга, я бы тоже не сводил с нее глаз и думать забыл о других!
– Тише, Джек, тише! – посмеиваясь, урезонил его Робин и посмотрел на улыбавшуюся Марианну. – Она у меня ревнивица, а я обещал, что не дам ей повода для ревности.
Джек рассмеялся, встрепал Робину волосы так, что они упали лорду Шервуда на искрившиеся синевой глаза, и добродушно проворчал:
– Ты известный ветреник! Будь у меня дочка, я бы и близко не подпускал тебя к своему дому! Что вам принести? Хотите поужинать?
Робин подвел Марианну к столу в укромном углу рядом с окном.
– Поужинаем мы в Шервуде, а сейчас принеси нам горячего вина с корицей.