– Не торопись, Диана, – оборвала ее Джия. – Я много о тебе размышляла. И знаю, что кое-чего ты мне не договариваешь. Причины, по которым ты так уверена, что Зара не убивала Малкольма. Причины, по которым ты так много знаешь о планах Короля Неблагого Двора. С тех пор, как я впервые пригласила Джулиана Блэкторна и Эмму Карстерс в свой кабинет, они не говорили мне всего начистоту и скрывали информацию от Конклава. Так же, как ты сейчас. – Она коснулась оконного стекла. – Но я очень устала. От Холодного мира, который разлучил меня с дочерью. От Когорты и от атмосферы ненависти, которую она нагнетает. То, что ты предлагаешь сейчас – тоненькая ниточка, на которой повиснут все наши надежды.
– Но это лучше, чем ничего, – сказала Диана.
– Да, – Джия вновь обернулась к ней. – Это лучше, чем ничего.
Когда несколько минут спустя Диана вышла из Гарда на серовато-белый дневной свет, ее кровь пела. Она это сделала. Встреча состоится. Кьеран даст показания. У них будет шанс вернуть себе Институт и, может быть, раздавить Когорту.
Она подумала об Эмме и Джулиане и о Черной книге. Тяжкое бремя на слишком юных для этого плечах. Она помнила их обоих еще детьми в Зале Соглашений – они с обнаженными мечами встали вокруг младших Блэкторнов и готовы были умереть за них.
Боковым зрением она заметила краткую яркую вспышку. Что-то упало на землю к ее ногам. Наверху что-то порхнуло – движение в тяжелых тучах. Когда Диана нагнулась, чтобы быстро спрятать в карман маленький желудь, она уже знала, от кого это послание.
И все же она прочитала его, только когда дошла до середины спуска к Аликанте. Если уж Гвин отправил ей послание средь бела дня, пусть даже под прикрытием облаков, это наверняка что-то серьезное.
В желуде оказался клочок бумаги, на котором было написано:
Отшвырнув желудь, Диана со всех ног помчалась вниз по склону холма.
Эмма и Джулиан в молчании возвращались от церкви Портхэллоу. Начался дождь. Джулиан отлично помнил дорогу, и даже срезал путь через непаханые участки полей, шагая прямо на Уоррен.
Отдыхающие в доке и около бассейнов у Часовенного утеса спешили, собирая вещи под первыми каплями дождя – матери переодевали сопротивляющихся малышей в купальниках, складывали яркие полотенца, убирали пляжные зонты.
Эмма вспомнила, как ее отец любил шторм на пляже. Она вспомнила, как он держал ее на руках, когда гром грохотал над бухтой Санта-Моника, и рассказывал, что, когда молния ударяет в пляж, она переплавляет песок в стекло.
И сейчас этот грохот стоял у нее в ушах – громче шума моря, которое поднялось с приливом и билось о скалы по обе стороны бухты. Громче, чем ее собственное дыхание – пока они с Джулианом бежали вверх к коттеджу по скользкой мокрой тропинке и нырнули внутрь как раз в тот момент, когда небеса разверзлись, и вода хлынула вниз, как из пробоины в рушащейся плотине.
Всё в коттедже казалось почти ужасающим в своей обыденности. Чайник на плите. Чашки и пустые тарелки, разбросанные по лоскутному коврику перед камином. Толстовка Джулиана на полу – там, где Эмма скомкала ее прошлой ночью и устроила себе из нее подушку.
– Эмма? – Джулиан прислонился к шкафу. Капли дождя стекали по его лицу, волосы завились от влажности. Он выглядел как человек, который готовится сообщить ужасные новости. – С тех пор, как мы ушли из церкви, ты ни слова не сказала.
– Ты меня любишь, – сказала Эмма. – До сих пор.
Джулиан ожидал чего угодно, но только не этого. Он собирался расстегнуть молнию на куртке, но его руки замерли. Эмма увидела, как дернулся его кадык.
– О чем ты? – произнес он.
– Я думала, ты больше меня не любишь, – сказала она. Она стянула ветровку, попыталась пристроить ее на вешалку у двери, но руки у нее так тряслись, что ветровка упала на пол. – Однако это не так, верно?
Она услышала, как он вдохнул, медленно и с усилием.
– Зачем ты это говоришь? Почему сейчас?
– Из-за церкви. Из-за того, что случилось. Мы сожгли церковь, Джулиан, мы
Он яростно рванул молнию, содрал с себя куртку и отшвырнул. Под ней оказалась футболка, насквозь мокрая от дождя и пота.
– Какое это вообще имеет значение?
– Это имеет значение для… – Эмма осеклась, ее голос дрожал. – Ты не понимаешь. И не поймешь.
– Ты права. – Он отошел от нее, развернулся посередине комнаты и вдруг в бешенстве пнул одну из стоявших на полу кружек. Та пролетела через всю комнату и разбилась о стену. – Я не понимаю. Эмма, я
– А тебе какая разница? – возмутилась она. – Тебе какая разница, что мне до Марка?