– Стойте! – далеко впереди раздался голос Марка. Он обернулся к ним – Джулиан стоял у него за спиной – и вскинул руку. – Вы это слышите?
Эмма навострила уши и пожалела, что нельзя использовать руну. Ей очень не хватало рун, улучшавших слух и скорость реакции.
Она покачала головой. Марк переоделся в костюм, который, видимо, носил когда был Охотником – темнее и истрепанный, и даже испачкал грязью волосы и лицо. Его двухцветные глаза сверкали в сумеречном свете.
– Слушайте, – сказал он. – Она все громче! – И вдруг Эмма услышала музыку. Это была музыка, какой она никогда прежде не слышала: жутковатая, странная, от которой нервы словно корчились под кожей.
– Двор близко, – объяснил Марк. – Это волынщики Короля! – Он нырнул под деревья, которые росли вдоль тропы, и обернулся, чтобы скомандовать остальным: «Ступайте за мной!»
Так они и поступили. Эмма думала только о том, что Джулиан идет прямо перед ней. Он вынул короткий меч и прорубал себе дорогу. Под ноги ему сыпались ветки в маленьких кроваво-красных цветах.
Музыка становилась всё громче по мере того, как они пробирались через густую чащу, среди деревьев, покрытых блуждающими огоньками. С ветвей свисали разноцветные фонарики, указывавшие путь в самую темную часть леса.
Неблагой Двор появился перед ними внезапно – взрыв громкой музыки и ярких огней, больно ударивших по глазам, привыкшим к темноте. Эмма сама не знала, каким представляла себе Неблагой Двор: огромный каменный замок с мрачным тронным залом? или роскошные сумрачные покои на вершине башни, куда ведет серая винтовая лестница? Она вспомнила призрачную тьму Города Костей: шепотки и холодок.
Но Неблагой Двор находился не под крышей – лавочки и палатки, похожие на те, что они видели на Сумеречном базаре, теснились на поляне посреди густого леса. В центре стоял большой шатер с бархатными знаменами по углам, на которых была золотом вытиснена сломанная корона.
В шатре стоял высокий трон из гладкого и мерцающего черного камня. На спинке трона были вырезаны половинки короны, словно парящие в воздухе над изображениями луны и солнца.
Несколько знатных фэйри в темных плащах прохаживались перед троном. На их плащах были вышиты королевские регалии, фэйри были в перчатках вроде той, которую Кристина нашла в развалинах дома Малкольма. Большинство из них были молодыми; некоторые казались не старше четырнадцати-пятнадцати лет.
– Сыновья Короля Неблагого Двора, – прошептал Марк. С оружием в руках они спрятались за грудой валунов и выглядывали из-за камней. – Во всяком случае, некоторые.
– А дочерей у него нет? – тихонько спросила Эмма.
– Они ему не нужны. – ответил Марк. – Говорят, девочек он приказывает убивать при рождении.
Эмма не сумела сдержать гнев.
– Дайте мне только до него добраться! – прошептала она. – Я ему покажу, на что годятся девочки.
Музыка вдруг стала громче. Фэйри на поляне двинулись к трону. Они были ослепительно прекрасны в пышных нарядах – золотых, зеленых, синих, ярко-алых.
– Почти пора, – сказал Марк. – Король призывает к себе знать.
Джулиан потянулся, сидя за валунами.
– Тогда нужно сменить позицию. Я посмотрю, нельзя ли подобраться поближе к шатру. – Его короткий меч тускло сиял в лунном свете. – Кристина, – добавил он, – пойдем со мной.
После секундного замешательства Кристина кивнула.
– Конечно. – Она вынула нож, быстро кивнула Эмме в качестве извинения, и они с Джулианом исчезли под деревьями.
Марк облокотился на тяжелый валун, загораживавший их от взглядов с поляны, и, не глядя на Эмму, тихо сказал:
– Я больше не могу. Не могу больше врать брату.
Эмма замерла.
– Врать о чем? – спросила она, хотя прекрасно знала ответ.
– О нас, – сказал Марк. – Врать, что у нас роман. Мы должны с этим покончить.
Эмма закрыла глаза.
– Я в курсе. Вы с Кристиной…
– Она мне рассказала, – перебил Марк, – что Джулиан тебя любит.
Эмма не открывала глаз, но даже так видела яркие факелы вокруг шатра и поляны.
– Эмма не виновата, – продолжил Марк. – Так вышло. Но когда она мне сказала, я понял. Кэмерон Эшдаун изначально был ни при чем, да? Ты пыталась защитить Джулиана от его же чувств. Если Джулиан тебя любит, ты должна убедить его, что взаимность невозможна.
Его сочувствие едва не сломало ее. Эмма открыла глаза. Сидеть зажмурившись было трусостью, а трусов среди Карстерсов не водилось.
– Марк, ты знаешь про Закон, – сказала она. – И знаешь тайны Джулиана – об Артуре, об Институте. Ты знаешь, что будет, если кто-нибудь это разнюхает, что они сделают с нами, с твоей семьей…
– Знаю, – ответил он. – И не сержусь на тебя. Я бы поддержал тебя, если бы ты нашла кого-нибудь другого, чтобы его обманывать. Порой приходится обманывать тех, кого любим. Но я не могу быть орудием, причиняющим ему боль.
– Но это можешь быть только ты. Думаешь, если бы был кто-то другой, я бы тебя просила? – Эмма сама слышала, с каким отчаянием говорит.
Глаза Марка помрачнели.
– Почему только я?