Loren Bleykli

охватившими меня майонезно-пестовыми чувствами.

В час пик я разрываюсь между оформлением заказов на ноутбуке, рассказом Шарлотты о

злоключениях в поезде и помощью за стойкой бара, пока Шарлотта в кабине разрабатывает

новую маркетинговую идею.

– «Бельведер» закончилась, – объявляет Дженни за стойкой, махая пустой бутылкой.

– Я принесу, – говорю я и иду в кабинет, где в кресле сидит Шарлотта в джинсах и белом

топике на бретельках. Когда я ее вижу, в голове начинают мелькать образы: тот момент на углу

Сорок третей улицы; майонезный песто; зубная паста; слова, которые она сказала Эйбу

прошлой ночью. Сердце громко колотится, пытаясь вырваться из груди. То сумасшедшее

ощущение, которое описывают в книгах, фильмах, песнях, стихах о влюбленных…

– Приветик, – мягко произносит она. Но меня поражает сладость звука. Он кажется таким

личным, только моим.

21 Мидтааун или Средний Манхэттен — один из трёх крупных торговых и деловых районов Манхэттена,

находится между 14-й улицей на юге и 59-й улицей и Центральным парком на севере.

Да.

Именно это описывают в книгах, фильмах, песнях и стихах о влюбленных. Я чувствую

это, когда смотрю на нее. Ни в офисе, ни в баре мы еще не были с ней близки. Да, я этого очень

хочу, но мои мысли не только о сексе. Я постоянно думаю о Шарлотте. В моей голове роится

алфавитный суп, образуя слова…

– И снова здравствуй, – мягко говорю я и киваю на шкаф за ее спиной. – Мне нужен

«Бельведер».

– Сейчас дам.

Отложив айпад на стул, она встает и тянется к ручке шкафа. Топик задирается, слегка

оголяя спину.

– Ты великолепно выглядишь, – говорю я.

Она смотрит на меня и улыбается.

– Ты тоже. Позже поедем к тебе? Или ко мне?

Может, для нее это просто секс и больше ей ничего не нужно. Но даже если так, мне

нужно знать.

– Ага. Куда захочешь.

Шарлотта открывает шкаф, а я подхожу ближе, намериваясь поцеловать ее в шею.

Но меня поражает вспышка боли, когда дверка шкафа бьет меня по башке. Дикая боль

разносится по голове, телу, охватывая каждую клеточку.

Я проклинаю мучительное торнадо адовых мук.

– Господи! Боже милостивый! Ты в порядке? – говорит Шарлотта в панике, хватая меня за

плечи.

Правой ладонью я закрываю глаза, черепушка раскалывается, ломит в висках.

– Кажется, ты ударила меня по голове, – говорю я, превратившись в Капитана

Очевидность.

– Боже, – шепчет она с таким видом, будто я потерял глаз.

– Что?

Я отлично вижу, поэтому уверен, что пока не одноглаз, но подозреваю, что с лицом у меня

не все в порядке.

– Я никогда в жизни не видела такой огромной шишки.

ГЛАВА 24

Я сегодня узнал о нескольких вещах.

Во-первых, я заглянул в календарь. Оказывается, сегодня неудачный день для Спенсера и

мне трижды делали больно. На часах за полночь, и мне хочется верить, что угроза миновала.

Хотя никогда нельзя быть уверенным до конца.

Во-вторых, моя шишка самая огромная в истории человечества, но после трехчасового

охлаждения я не только отморозил себе висок, но еще почти избавился от опухоли. Опять же,

при виде такого синяка на лице любой скажет: «Ничего себе! Вот это фонарь! Чувак, тебе

реально не повезло».

Именно это мне сказал парень в аптеке, когда я покупал ибупрофен.

В-третьих, ибупрофен творит чудеса.

Но пришло время реального испытания. В дверь звонят. Я знаю, это Шарлотта. Она

написала, что едет ко мне с провизией. Оборачиваюсь к Фидо. Парень дрыхнет на подушке,

высунув изо рта язык.

– Можешь открыть?

Он не отвечает, поэтому я ползу с дивана к двери. Нажимаю на кнопку домафона.

– Привет? Это самая горячая в мире медсестра, которую я недавно заказал в агентстве по

медицинскому уходу на дому?

Из динамиков раздается смех.

– Да, именно. Я пришла обтереть тебя мочалкой.

Я впускаю Шарлотту и жду, пока она подымится на лифте на шестой этаж.

– Ты моя отрада для глаз.

Я любуюсь, как она идет ко мне.

– Только не говори, что у тебя еще и глаза болят, – дразнит она.

– Нет, только это, – отвечаю я, слегка касаясь головы.

Я закрываю дверь и возвращаюсь к дивану. Шарлотта кладет пакеты на журнальный

столик и окидывает меня взглядом. Подносит пальцы к синяку, но не касается.

– Больно?

Я киваю.

Она наклоняется ко мне и целует в лоб.

Я стону для эффекта:

– Больно. Очень-очень.

Шарлотта качает головой и отходит оглядеть меня.

– Серьезно. Как ты?

Я прикусываю уголок рта, разрываясь между желанием сказать ей правду: «становится

лучше», – или перейти к сочувствию и сексу. Принимаю решение за наносекунду.

– Ужасно, – бормочу я и зарабатываю еще один поцелуй.

Она садится прямо, соединив ладони.

– Хорошо, я принесла тебе любимый напиток, – говорит она и достается из пакета

огромную бутылку скотча.

Я с благодарностью приподымаю бровь.

– Холодную кунжутную лапшу из твоего любимого китайского ресторанчика.

Она хватает и демонстрирует мне белую коробку. Я облизываю губы.

– Или, – продолжает она, вытаскивая из другого пакета что-то завернутое в белую бумагу,

– панини22 на гриле из магазинчика за углом. Цыпленок и проволоне23, без майонеза, который ты