Лоренцо Великолепный

– Ты можешь повлиять на папу Сикста? – невесело усмехнулся Медичи.

– Вы можете повлиять на самого герцога.

– Уговорить его уехать в Урбино подальше от Флоренции?

Паоло кивнул:

– Я объясню.

Выслушав его предложение, Лоренцо некоторое время задумчиво смотрел на помощника:

– Кто же тебя ко мне послал, бог или дьявол?

– Миледи Бона, – не отвел взгляд Паоло.

– Почему она отослала тебя от себя?

Паоло все же отвернулся:

– У нее есть Антонио Тассино.

– А до этого любовником был ты? – неожиданно осенило Лоренцо.

Паоло снова смотрел ему прямо в глаза:

– Нет, милорд. Я был защитником маленького Джангалеаццо и не допустил бы до миледи этого петуха в павлиньих перьях, если бы меня не отправили далеко. Когда вернулся, было поздно.

Ясно, Паоло стал бельмом в глазу Боны, и та передала его старому другу во Флоренцию. Хорошая помощь и своевременная. Лоренцо хотел спросить, где же был Паоло, но махнул рукой:

– Ладно, о Боне Савойской потом. Сейчас надо сделать то, что ты предложил.

Паоло коротко кивнул, такой была его обычная реакция на любое поручение.

Папские войска не переступили границ Тосканы, но заперли ее основательно. И возглавлявший армию герцог Урбинский прекрасно знал, как при случае справиться с флорентинским ополчением. Столько раз Монтефельтро твердил Медичи, что Флоренции нужна своя армия, наемники наемниками, но собственную иметь не мешает. Кондотьеров легко перекупить, пообещав большую плату или добычу, а ополчение слабо. Но Медичи миролюбец, гуманист, ему претит сама мысль об армии, оружии, сражениях… Такие слабаки гибнут первыми.

Можно быть гуманистом, но крепко держать меч в руках, как делает сам герцог. Да, он тоже любит книги, картины, философские диспуты, но откладывает все в сторону, когда требуется взяться за оружие. Все дело в том, что Медичи получил свое богатство готовеньким, ему не приходилось бороться или рисковать жизнью. К тому же Медичи банкиры, а банкиров Монтефельтро не любил, даже таких, как Лоренцо.

И не доверял им.

Из задумчивости герцога вывел встревоженный голос солдата:

– Милорд, там…

– Что? – недовольно насупился Федериго Монтефельтро, но последовал в шатер, на который указал охранник.

Внутри ничего особенного не оказалось, там вообще не изменилось ничего. Разве что змея на земле? Стражник подсказал:

– На столе. – И быстро добавил: – Мы не знаем, откуда оно здесь взялось. Никто не входил и не выходил, милорд.

На столе лежало письмо.

– Кроме тебя самого, – усмехнулся Монтефельтро. Если стражник узрел письмо на столе, значит, все же входил?

– Да, милорд, я зажигал свечи. Но только их, милорд.

– А почему ты уверен, что письма не было раньше?

– Три свечи сгорели почти полностью, я вернулся еще раз, чтобы заменить. За эти минуты письмо появилось на столе.

Монтефельтро надоело блеянье стражника, он махнул рукой:

– Ладно, я сам посмотрю, что там.

Вообще-то, он прав, этот растерянный охранник. В такое беспокойное время можно ожидать чего угодно, письмо может быть отравлено, а потому Федериго надел перчатки и прикрыл лицо смоченным водой платком – так защищались от чумы. Но едва развернув послание, о платке забыл, как и вообще об угрозе отравления.

– Кто?! Найти, поймать! Он здесь!

Рев своего командира услышали все в лагере. Никто не понимал, кого и почему нужно поймать, а сам Монтефельтро объяснять не стал.

Паоло со стороны с удовольствием наблюдал за невообразимой суматохой, но главное, за тем, как буквально взлетев в седло, герцог Урбинский в сопровождении малой охраны умчался прочь. Когда стало ясно, что Монтефельтро отбыл, помощник Лоренцо тронул лошадь, направляя ее в другую сторону:

– Поехали, нам запретили убивать этого предателя. А жаль…

Предателем герцог Урбинский был не больше, чем все остальные. Он просто искал выгоду. Но что же заставило Монтефельтро спешно покинуть расположение своего войска?

В подброшенном ему письме были всего две фразы, которые не понял бы никто, кроме нескольких человек, знавших систему кодирования Чикко Симонетты. Значки и закорючки складывались в слова:

«Вы ведь любите своего сына, милорд? Вам лучше быть подле него, а не во владениях Флоренции».

Этого оказалось достаточно, чтобы закаленный в боях кондотьер метнулся в свой замок в Урбино. Любящий отец не мог даже мысли допустить, что его единственный шестилетний сын Гвидобальдо в опасности. У хозяина Урбино много дочерей, и сыновья-бастарды есть, но законный только один.

Кто-то знал о секретной переписке, как знал и о том, что дороже малыша Гвидобальдо для одноглазого кондотьера никого не существует. Знал и воспользовался этим знанием. Если с сыном что-то случится, все остальное уже не будет иметь значения – ни папская милость или папский гнев, ни блеск дворца, ни новые картины и книги, ничего. Все для наследника, а тот в опасности. Потому кондотьер с безупречной репутацией наемника без страха и упрека, без жалости и нерешительности бросил свое войско.