Как Медичи уже столько лет удается удерживать город от бунтов, а если те и происходят, то все ограничивается изгнанием бунтовщиков, но не их казнью. Конечно, и во Флоренции убивают и грабят по ночам, но куда меньше, чем в других городах, не говоря уж о Риме. Почему в этом городе нет такого насилия, как у остальных? Почему ему, папе Сиксту, наместнику Святого Петра, сидящему на его престоле, не удается замирить Рим, а этому уродливому юнцу удается? Великолепному нет и тридцати, а каждое слово, вылетевшее из его узких губ, ловят словно божественное откровение.
Мысли были настолько далеки от самой молитвы, что Сиксту пришлось быстро проговорить нужные слова и подняться с колен, перекрестившись.
Пацци… Пацци… «Пацца» по-итальянски значит «сумасшедший». Пацци жаждут быть полезными папскому сыну в завоевании Флоренции, их родного города. Пока понтифик делал вид, что не замечает суетливого Франческо Пацци и его намеков, но размышлял. Не сумасшествие ли это – потакать этому сыну претендовать на Флоренцию, когда она так отличается от других городов? Не подтолкнет ли он и Джироламо к гибели?
Сердце папы сжало, словно рукой в латной перчатке, не вздохнуть, ни даже позвать на помощь. Так и сидел, с трудом глотая воздух, пока на его счастье в покои не вошел слуга с одеянием. Позвали лекаря, отпоили снадобьями, потом долго лежал, стараясь не возвращаться мыслями к Флоренции и Великолепному.
Но вернуться пришлось.
Джироламо Риарио сам завел с понтификом разговор об устранении Медичи. Убийстве.
Не столько от предложения благословить преступление, сколько от того, что сын угадал его самые тайные мысли, те, о которых ведал лишь Господь, Сикст пришел в ужас!
– Убить?!
– Но Медичи мешают столь многим, что даже Флоренция поддержит.
Папа Сикст пытался защититься недоверием:
– Не может быть. Почему же его зовут Великолепным?
– Из лести. Послушайте, что рассказывает Пацци.
Увидев Франческо Пацци, Сикст подумал, что флорентийцы зря прозвища не дают – этого коротышку прозвали Франческино за его рост и льстить не стали. Тогда как же Великолепный?
Франческо рассказывал о том, как стонут его земляки под гнетом семейства Медичи уже много лет. Пацци захлебывался своей ненавистью к Медичи, у него дергался глаз, самопроизвольно сжимались пальцы, бедолага крутил пуговицу так яростно, что та отвалилась… Он убеждал, что народ Флоренции только и ждет чьей-то помощи и сигнала.
– Почему же не сбросят, ведь у вас Республика? – насмешливо поинтересовался понтифик. – Да и что за власть у Медичи, если он простой гражданин?
– Ваше святейшество, они готовы сбросить Медичи, но те хитры. Просто так их сбросить не удается, нужно… уничтожить!
Франческо не сказал «убить», пожалев уши понтифика, но весь его вид, горящие каким-то красным отсветом глаза говорили именно об этом. Убить, только убить, другого не дано.
– Их уже изгоняли, но Медичи, словно чума, возвращаются и становятся только сильней. Медичи должны многие в городе, это вынуждает несчастных терпеть гнет, опасаясь мести и разорения из-за требования срочно вернуть долг. Так тоже бывало.
Он говорил и говорил, приводил все новые доводы, повторял старые.
Человек слышит то, что хочет слышать. Понтифик в горячих речах Пацци услышал возможность и готовность Флоренции избавиться от Медичи. И все-таки усомнился:
– А не проще их разорить? Я слышал, что у банка Медичи дела плохи.
Франческо Пацци от отчаяния был готов зарычать, он привел столько доводов, потратил столько сил, чтобы услышать от понтифика то, что уже слышал от своего брата Ренато?!
Джироламо решил вмешаться:
– Святой отец, думаю, мессир Пацци сможет привести еще много убедительных доводов, когда у вас будет время его выслушать.
– Да, сын мой, да.
Честно говоря, папа Сикст уже устал от напора Франческо Пацци.
Риарио и Пацци поспешно откланялись. Выходя с новым приятелем-банкиром, которого он считал просто исполнителем своей воли, Риарио посоветовал:
– Не напирайте так сильно. Понтифик не может сразу поверить в неисправимость Медичи, в необходимость их убрать. Всему свое время. Умейте ждать.
На следующий день Пацци снова рвался к понтифику, но тот отговорился занятостью, а вот Джироламо к себе позвал. Риарио успокоил Франческо:
– Я напомню понтифику о нашем разговоре и ваших словах. Думаю, он просто хочет посоветоваться, прежде чем дать вам окончательный ответ или снова вас выслушать.
Папе Сиксту не стоило напоминать, он напомнил сам, но начал с вопроса:
– Ты всегда выбираешь себе в помощники глупцов, сын мой?
– Он будет лишь исполнителем.
– Если завтра этот исполнитель откроет рот во Флоренции, Медичи повесят всю его семью, забыв о своем гуманизме. Если ты рассчитываешь только на таких, то не стоит связываться. Позволь глупцу самому погубить себя.
– Вы не верите его словам, Святой отец?
– Не всем. У меня есть другой источник, который не только смотрит, но и видит.
– Сальвиати, – вспомнил Риарио. – Он был у вас вчера.
– Да. Архиепископ Пизы куда реалистичней смотрит на положение дел. Флоренция вовсе не жаждет сбросить ярмо Медичи, пока у тех есть деньги.