Лоренцо отправился к Рафаэлю Риарио поговорить, перед тем как отправить его в монастырь. Кардинал уже пришел в себя и был весьма агрессивно настроен.
– Почему меня здесь держат?! Я ничего не сделал плохого, не участвовал в заговоре, не помогал Маффео и Баньоне.
– Еще кому не помогали, ваше преосвященство?
Кардинал понял, что проговорился, фыркнул, отворачиваясь от Медичи:
– Никому.
– Откуда вам известно о Маффео и Баньоне?
Риарио молчал. Лоренцо решил не дразнить мальчишку, не ради того пришел.
– Ваше преосвященство, не беспокойтесь, мой врач умеет хранить тайны, никто не узнает, что вы неумеренно занимались соитием с мужчинами.
– По чьей вине?! – взорвался Риарио, не выдержав одного намека на изнасилование. Но Медичи развел руками:
– Вам лучше знать. Я не увлекаюсь содомией, потому не знаю подробностей. Но повторяю: никто не узнает, как сильно увлекались этим вы. – Не давая обомлевшему кардиналу опомниться, Лоренцо поспешно добавил: – Мой врач поклялся, что даже на исповеди не расскажет, как старательно пришлось лечить ваш зад. Но он умоляет больше не злоупотреблять.
– Вы… вы хотите сказать, что это я сам?!. – Бедолага даже задохнулся от возмущения.
– А что, разве нет?
Риарио завизжал, как поросенок, над которым занесли поварской нож:
– Меня изнасиловали в вашей тюрьме!
– Кто?!
– Заключенные. Изнасиловали!
– Что же вы сразу не заявили там же и ничего не сказали, когда вас привели сюда? – В непостижимых глазах Великолепного плясали огоньки насмешки. Он наслаждался. – Мы немедленно проведем расследование. Вы сможете указать своих обидчиков? Они понесут наказание, будут прилюдно не просто посрамлены за такое надругательство над священником, но и четвертованы. Во Флоренции умеют наказывать, поверьте.
Риарио покрылся холодным потом, он осознал, в какую ловушку загнан. Расследование и прилюдное наказание обидчиков означает его собственный пожизненный позор. Во Флоренции умеют не только наказывать, но и давать прозвища. «…задница» будет самым безобидным, а уж Медичи постарается, чтобы это прозвище стало известно всей Италии.
Сам Лоренцо продолжал спектакль, он изображал справедливый гнев:
– Пойдемте, ваше преосвященство, мы должны разыскать и наказать ваших обидчиков! Те, кто так вас обидел, будут лишены того, чем обидели. Поверьте, я не знал, что вы не сами этого пожелали…
Сказал и подумал, что уже достаточно, нельзя так откровенно насмехаться над юнцом.
Кардинал опустил голову:
– Не надо. Я сам виноват.
Выведя кардинала из его комнаты к двум монахам-сервитам из монастыря Благовещения, куда Риарио разрешили переселиться, Великолепный еще раз поинтересовался:
– Может, все-таки провести расследование?
Риарио разозлился:
– Нет, никто ни в чем не виноват! Я сам!
– Ну и слава богу. А на содержание и лечение вы жалуетесь?
– Нет! – буквально взревел бедолага, которому хотелось одного: заснуть и не проснуться.
Но это не все, его добило появление врача, протягивающего склянку с мазью:
– Ваше преосвященство, смазывать больное место трижды в день целый месяц. Потом можно реже. Этого хватит на полгода…
Договорить не успел, буквально выбив склянку у него из рук, кардинал припустил прочь. Лоренцо поднял мазь и вручил монаху:
– Возьмите, ему пригодится. Пусть смазывает.
– Что смазывает, милорд?
– Свой зад.
Лоренцо тоже поспешил прочь, стараясь не расхохотаться. За последний месяц это был первый повод для смеха. Мальчишку, конечно, жалко, но сам виноват, нечего лезть в игры взрослых.
Несчастный кардинал пробыл в монастыре неделю, сначала он и слышать не желал ни о какой мази, но сидеть оказалось больно, пришлось воспользоваться.
Монахи за спиной начали шептаться:
– Содомит… мазь-то для задницы…
Всем рты не закроешь, вот кардинал Риарио и уехал в Рим, кляня все и всех, особенно Медичи.
Во Флоренции не признали отлучение и интердикт, здесь продолжали крестить и венчать, а также отпевать. А также Синьория постановила, что ввиду угрозы, исходящей от… возможных одиночек-сторонников свергнутых Пацци (не рискнули указать настоящую угрозу), Лоренцо Медичи имеет право на личную наемную охрану, запрещенную для остальных граждан. Сам того не желая, папа помог Великолепному получить княжеские привилегии в Республике.
Лоренцо сделал все, чтобы отблагодарить горожан за поддержку. Из-за страшных событий Флоренция 1 мая не праздновала день весны, девушки не плели венки и не вручали юношам и самому Лоренцо в знак всеобщей любви и уважения. И даже день покровителя Флоренции Иоанна Крестителя тоже отпраздновали с опозданием. Но тут Великолепный денег не пожалел!
И все-таки для него самого главной заботой стала подготовка к войне, которая уже неизбежна, и оправдание перед правителями других государств.
Издав буллу об отлучении и наложив интердикт, понтифик озаботился военной стороной дела. Конечно, он сам не сел на коня и не взял меч в руку, но вызвал из Урбино Монтефельтро и объяснил, что, во-первых, герцогскую цепь пора отрабатывать, во-вторых, если будет плохо папе и престолу, то всем станет известно о роли, которую сыграл кондотьер в планировании заговора.