Лоренцо

Глядя на спящую Мию, я хотел бы дать ей больше. Я каждый чертов день с ней расширяю границы и так. Каждый день я впускаю ее немного дальше, позволяю ей увидеть больше моей разбитой души. Когда-нибудь это должно прекратиться.

Или ее сердце станет таким же, как мое.

Глава 26

Мия

Я резко закрываю ноутбук, который мне одолжила Кэт, не желая, чтобы Лоренцо увидел, на что я смотрю. Не то чтобы мне было за что смущаться — я имею право на любопытство — но после того, как он отреагировал вчера вечером, я думаю, он может разозлиться, узнав, что я провела весь день, изучая образ жизни Дом/Саб. Я просто нахожу все это таким интригующим. И немного захватывающим. Если бы только я могла заставить его снова разблокировать эту часть себя.

Лоренцо идет прямо к пианино и садится. На улице темнеет, а я не включила свет, но он наверняка видел, как я сижу здесь. Он поднимает крышку, и его пальцы благоговейно скользят по клавишам, но он не играет.

Отложив ноутбук в сторону, я подхожу к нему. Он стоит неподвижно, уставившись на клавиши, как будто они могут начать играть сами по себе. Я провожу рукой по его мощным мышцам спины, которые напрягаются под его белой хлопковой рубашкой. Его рукава закатаны, а толстые вены спускаются по его предплечьям, когда он сжимает кулаки.

Я наклоняюсь и прижимаюсь губами к его уху. «Пожалуйста, сыграй для меня?» — шепчу я.

Его челюсть напрягается, мышцы предплечий напрягаются. Затем его руки танцуют по клавишам, и он играет несколько нот песни, которую я не узнаю. Я обвиваюсь вокруг его тела, кладу ногу ему на колени, и он на секунду прекращает играть, чтобы позволить мне оседлать его.

«Я думал, что ты хочешь, чтобы я сыграл для тебя, солнышко?» — спрашивает он, и его голос звучит как глубокое рычание.

Я вращаю бедрами, выстраивая свою киску прямо вдоль его толстого члена, и целую его ухо губами. «Да, но я тоже буду играть». Мои пальцы прослеживают пуговицы его рубашки, пока его руки быстро и легко движутся по клавишам, играя прекрасную песню. Его мышцы напрягаются, когда я провожу зубами по свежей пахнущей коже его шеи, и я сопротивляюсь желанию укусить и пососать. Пока. Я уткнулась носом в его горло, вдыхая его мужской запах. Тепло разливается по моему нутру, и я сжимаю бедра вместе, так что они плотно прилегают к его бедрам.

Пока я пробираюсь от одной стороны его горла к другой, в его груди раздается тихий стон, подстегивая меня. Он не пропускает ни одной ноты, даже когда я расстегиваю его рубашку, но с каждым дюймом кожи, который я открываю воздуху, он становится напряженнее. Мои руки скользят по его грудным мышцам, по каждой мышце и углублению его точеного пресса, опускаясь все ниже и ниже.

Я расстегиваю пуговицу его брюк, и он рычит и пропускает ноту, заставляя меня улыбаться, прижавшись к его коже. К моему удивлению, он снова идеально подхватывает мелодию, и навязчивая песня снова заполняет библиотеку. Я расстегиваю его молнию, и он стонет, когда я скольжу рукой в его нижнее белье. Мое нутро сжимается от глубокой ноющей потребности в том, чтобы он был внутри меня. Я едва могу ясно мыслить, отвлекаясь на жгучее отчаяние, чтобы он меня трахнул. Его способность продолжать играть так плавно чертовски впечатляет меня. Как он сохраняет такой железный контроль?

Я стягиваю его боксеры вниз и провожу кончиками пальцев по его гладкой, твердой как камень длине. Он пропускает еще одну ноту, и я становлюсь смелее. Прижимая язык к точке на его шее, я обхватываю рукой основание его ствола и сжимаю.

«Блядь!» — рычит он, его руки и плечи напрягаются, но музыка остается ровной.

«Твой член такой красивый», — мурлычу я ему.

Он пропускает еще одну ноту. «Так садись на него». И еще одну.

«Если это то, чего ты хочешь». Я борюсь со своим основным желанием и останавливаюсь, чтобы не добавить слово «сэр». Влажное тепло скользит между моих бедер, и я вытаскиваю его из штанов. Подняв бедра, я оттягиваю трусики в сторону. Успокаивающая мелодия заполняет комнату, но темп ускоряется, когда я перемещаюсь под идеальным углом, чтобы его головка упёрлась в мой вход.

Его глаза впиваются в мои, и все мое тело дрожит. Он выглядит таким измученным. Но когда я опускаюсь на него, позволяя ему растянуть меня шире, его рот отвисает, а веки закрываются. Он пропускает еще несколько нот, и когда он снова открывает их, они полны другого рода отчаяния. Вида, который отражает мое собственное.