ЛОРИНГ

Вилсон кивнул и повернулся ко мне, чтобы, видимо, сообщить о провале моей версии, но тут что-то остановило его.

– Вы сказали, «у первой жертвы»? – переспросил он. – А остальные?

Илайн с подозрением бросила взгляд на меня.

– Вообще-то, только у последней жертвы был сифилис. У сквайра Чейза.

Вилсон медленно поднялся, обошел стол и взволнованно произнес:

– Что же получается? Они все могли лечиться от сифилиса, но болен был только один? Тогда почему они предполагали болезнь у себя?

Иногда иметь дело с лицемерными ханжами легче, чем с теми, кто и впрямь не допускает в голову ничего за гранью того, что прописано законом. Переглянувшись с Илайн, я произнес первым, сорвав ответ с ее губ:

– Есть несколько способов, при которых они могли заразиться. Допустим, их связывала не только общая политическая ложа, но и ложе, если вы понимаете.

– Какая мерзость, – губы Пилса изогнулись, и он поспешно приложил платок ко рту, будто испытывал рвотный позыв. Я успел заметить, как при этом закатила глаза Илайн. Вилсон только сильнее помрачнел. Едва ли он не догадывался, что люди не всегда спят только с теми, кого одобрил указ императрицы.

– На самом деле, им не обязательно быть любовниками, – поспешил я успокоить сыщиков. – Я знал один случай, когда заболели два молодца, которые даже не были знакомы. А выяснилось, что жена одного частенько изменяла со вторым.

– А это бы многое объяснило, – Вилсон оперся на стол и горящими глазами уставился на карту Асилума. – Радикальное молодежное движение превращается в политическую силу и занимает место в парламенте. Они преследуют взгляды, чуждые нашему обществу, но с приближением коронации наследника их влияние начинает крепнуть. Прогрессивная молодежь часто втайне распространяет их литературу в университетах. Кто же наши герои? Они богаты и влиятельны, уже не так молоды, но все еще руководствуются прежними принципами свободы и равноправия в обществе. В этот портрет легко вписываются похождения в публичный дом.

– Возможно, там они устраивали свои собрания? – предположил Пилс, который уже справился с показной дурнотой. – Я слышал, что даже заинтересованные лица так и не смогли обнаружить, где заседают радикалы «Прорыва».

– Это возможно, – подтвердила Илайн. – В «Бубенчиках» есть несколько комнат, обустроенных как раз для таких случаев. Там проводятся частные вечеринки.

– Только не говорите, что присутствовали, – не без ехидства поддел ее Пилс, и я с удивлением понял, что сыщики в курсе, где их сотрудница проводит время.

– Чужаков на такие события не приглашают, – ответила Илайн, будто не заметив издевки. – А было бы изумительно послушать, о чем они говорят!

– Это могло бы вывести на убийцу, – согласился Вилсон. Побарабанив пальцами по столу, он сказал, – Леди Коллинс, я даю вам задание выяснить, когда будет следующее мероприятие.

– Такой информацией никто не станет делиться, – фыркнула девушка.

– Разве что тот, кто очень страдает без лекарств.

Они повернулись ко мне, поскольку именно я это произнес.

– Вы правы, – старший сыщик хлопнул ладонью об ладонь, – девушка! Если наша версия верна, то следует искать проститутку, больную сифилисом.

– И эта прелестная миссия достается мне, – натянуто улыбнулась Илайн. – Как скажете.

Она поднялась и, придерживая верхнюю юбку, плавно вышла из комнаты. Вилсон подвинул стул и, обходя стол, предложил мне присесть.

– Вы меньше пяти часов как совестливый гражданин, – заметил он почти без улыбки, – и какие ошеломляющие результаты! Представьте, на что вы будете способны в дальнейшем.

Я предпочел не отвечать.

* * *

Первую ночь я спал в камере с открытой дверью. Двоякое чувство. Я в самом логове егерей, и это может лишить покоя любого вора, заставить мочиться в постель и плакать в подушку. Я воздержался от вышеперечисленных способов реализации паники и провел полночи в немом изучении потолка, слушая переговоры дежурных. В груди болело из-за поврежденных ребер. Мне было тяжело сесть, встать, лечь. Любая смена позы приносила мучения. Но еще больше терзало пережитое унижение. Люди Маркиза не только избили меня, но еще и забрали все заработанное, включая коллекцию дагеротипов. Я должен был во что бы то ни стало вернуть их. Это вопрос престижа.

* * *

Утро выдалось туманным. Последнее тепло выходило из земли густым серым облаком. Брусчатку покрывала скользкая сырость, прохожие прятали головы в шляпах, а лица – за поднятыми воротниками. Самоходные кареты и обычные, лошадиные, были нарасхват. Уже не конюхи дрались за клиентов, а горожане едва не с кулаками отстаивали свое право на проезд, отдыхая от холодной влаги, пропитывающей одежду и тела. Подняв глаза, я пытался различить небо, но лишь свинцовая дымка, обволакивающая Асилум, плыла надо мной.