Лось. Начало (СИ)

В спасательную команду определили только одну "коробочку". Потому что в данном случае количество не имеет значение. Одна бронемашина, две или три - роли не играет. Просто монстров там так много, что воевать не имеет смысла. Идея командира была проста: подъехать, столкнуть в воду, и пусть дальше учёные хоть ладошками гребут, но плывут дальше, пока их не поймают ниже по течению. А выходить с бронемашины - значит просто сдохнуть. С тем количеством упырей нам не справиться. И двум машинам не справиться. И даже десяти. Без разницы. А те бойцы, которые идут на выручку на броне, должны будут оперативно отстрелять упырей и гончих, которые уже забрались на палубу.

Само собой, что я как раз тоже иду в этой спасательной команде. Просто потому, что штрафник.

Отмазываться и кричать “я триста” я даже не пробовал - не та ситуация. Людей катастрофически не хватало, я на ногах и могу крепко держать оружие. Да и западло стало, чего уж там говорить. Ни гордость не позволяла, ни совесть. Другие парни, которые пойдут вместе со мной выполнять поставленную задачу, совсем не штрафники. Но не виляют, заднюю не включают, а вон, матерясь и плюясь, закидывают в БМП троса, боекомплект и прочее нужное барахло. Всё по-честному.

Потом был инструктаж, где уже Акула нам рассказал, что учёным нужно было провести не то какие-то важные исследования, не то замеры. Чтобы понять, докуда могут долететь то ли специальные дроны, то ли ракеты, то ли вообще ядрёная бомба, при этом не заглючить и не сбиться с пути. И потом сделать в эпицентре “Биг Бадабум”. Или бабахнуть рядом, но так, чтобы зацепило Столб и посмотреть, что из этого получится. Эта часть инструктажа меня особенно позабавила: бабахнуть и посмотреть, что получится - это как-то совсем по-детски, я сам так в малолетстве развлекался, задница до сих пор помнит отцовский ремень.

В общем, эти очкарики не долго думая, загрузились на какой-то катер и двинули в самый центр города, поближе к Столбу. Доплыть то доплыли, даже с комфортом, но потом электрика на катере погорела, и судёнышко вылетело на берег, встала колом в песке, на котором враждебная фауна кишмя кишела. Какой-то спецназ пробовал подплыть на другом катере, и стянуть судёнышко очкариков в воду, но тоже заглох и уплыл по течению в закат. Так как катер набит каким-то особым экранированным оборудованием, то перегрузка одних только учёных на броню вопрос не решит, а перегрузить приборы мы просто не сможем. А они нужны.

Поэтому командование и решило, что надо попробовать спихнуть катерок с берега с помощью старой надёжной бронемашины, проводка в которой экранирована даже от электромагнитного импульса ядерного взрыва, а не так как на гражданском катере.

Таким образом мы имеем учёных, которых надо вытащить, и гончих с упырями в неимоверном количестве, от которых надо отбиться. Учёные сидят в трюме катера, а сверху по их палубе бегают монстры. Кстати, живы очкарики или нет, тоже не совсем понятно, потому что последние признаки активности были два дня назад, когда к ним приплывал неудачливый спецназ. Но монстры вроде кружат на судне, возможно, потому что чувствуют людей, и на этом основании учёные пока считаются живыми.

После инструктажа мы набили магазины патронами и догрузили в "коробочку" всякие ништяки, которые сперва забыли в суете. Мехвод получил в руки экземпляр карты с маршрутом, чтобы если что пойдёт не так, командование знало где нас искать и откуда вытаскивать наши задницы. Мы пожрали, покурили, помахали колонне ручкой и залезли в БМП на ночёвку. По плану командира, отправиться в Иртышск мы должны были на рассвете. А колонна, поднимая пыль гусянками и колёсами, пошла в расположение своей дорогой.

Глава 28

К месту “кораблекрушения” мы добрались только через четыре часа после рассвета. Ехать было недалеко, но дороги были завалены разбитыми автомобилями, через которые не всегда можно было пролезть. Поэтому мехвод Висмут не торопился, пробираясь к цели то дворами, то по тротуарам, то прямо сквозь заборы или придорожный кустарник. Или просто распихивая препятствия носом, если был уверен, что пройдёт. Застрять в кишащем тварями городе никому не улыбалось.