Лошадь над городом

Дело было весной, два года назад. К нему, — рассказал продавец, — подошел Степняк и спросил: нет ли среди его знакомых человека, способного купить на Кавказе участок для дачи, не очень далеко от моря? У Мещерякова такой знакомый нашелся. Он сообщил об этом Степняку, и завхоз попросил передать человеку, что тот может посмотреть участок, но для этого ему нужно съездить в Вапшавелу. Если участок понравится, деньги он должен положить на сберкнижку. Книжка на предъявителя. Когда с этим было закончено, Степняк, заплатив за услугу, предложил поискать еще клиентов.

— И много вы их нашли?

— Двенадцать человек.

— Где их книжки?

— У Степняка.

— Он где их держал?

— Понятия не имею... Вот все.

— Попробуем взять у вас подписку о невыезде...

Оставшись один, Павел Илларионович откинулся на спинку кресла и горько усмехнулся: роли выяснились, почти все звенья цепочки соединились. Но где находится сейчас Степняк, и почему он так упорно не покидает город? Начальник посошанской милиции вытащил из стоявшего на столе деревянного бокала цветные фломастеры и разложил их в ряд. Каждому из фломастеров он приписал значение вопроса. Потом стал убирать. Осталось два: синий фломастер обозначал Лиманского, фиолетовый — таинственно исчезнувшие сберкнижки.

Надо было торопиться.

Торопились и люди Пухова. Не прошло и двух дней, как перед столом начальника уже стоял молодой сотрудник, которому было поручено заняться почтой Степняков. Он стоял, слегка наклонив набок голову, всем своим видом показывая, что готов отвечать даже на самые замысловатые вопросы.

— Итак, что вы узнали? — спросил Павел Илларионович. — Ознакомились с книгами и квитанциями?

— За пять лет, — стесняясь, ответил подчиненный.

— Ого! Я просил всего за два. Фамилия Степняк встретилась хотя бы раз?

— Зульфия Степняк. Три раза. Первый раз — четыре года назад — ей была вручена посылка из города Чарджоу. Четыре килограмма шестьсот граммов.

— Урюк, — равнодушно объяснил Пухов. — Или черные платки на голову. В Чарджоу живут ее родственники. Еще?

— Второй раз — денежный перевод. Двадцать пятого сентября прошлого года Зульфия Степняк перевела в город Киров сто двадцать рублей семьдесят пять копеек. Установлено, что это деньги за пересылку заводом запасных частей к стиральной машине «Вятка-М». И, наконец, третья квитанция: чуть больше года, внутри города Зульфией послана была телеграмма на имя некоего Лиманского.

Пухов, который со скучающим видом выслушивал собеседника, оживился.

— Отлично. А что вы узнали про адресата?

Наступила очередь победно улыбаться сотруднику.

— Мы, кажется, напали на след. Пенсионер, два года как переехал в наш город. До этого — рецидивист. Вымогательство и обман.

— Ну зачем же так сурово? Обман — безусловно, но вымогательством Григорий Михайлович Лиманский не занимался никогда. Деньги ему все отдавали добровольно. А как он ведет себя тут?

— Живет один. Гостей не принимает. Сам ни к кому не ходит. Тихий, безобидный старичок. Потому и очень подозрителен.

— Что же, рассуждаете вы профессионально. Над вашими словами я подумаю.

Понимать это надо было так: пора навестить человека, который выбрал Посошанск, чтобы спокойно коротать дни старости.

Теплый августовский вечер. Посошанск, отходя от дневной жары, высыпал на улицы. Шипели газированные автоматы. У кинотеатра толпились, спрашивая лишний билетик, подростки. Шел малоинтересный, по мнению рецензента местной газеты, зарубежный фильм. С рецензентом спорил рекламный щит: на нем два вертолета, похожие на гигантских стрекоз, гонялись по прерии за человеком, одетым в костюм астронавта.

Хозяин квартиры встретил Павла Илларионовича восклицанием:

— Ба! Вот уж кого не ожидал увидеть. Сам начальник милиции. Проходите, усаживайтесь. Удобно на диване? Нет. Тогда за стол. Есть кипяток. Не желаете кофе?

— Только что пил.

— А я чашечку зеленого чаю. Знаете, привык. Поскучайте без меня.

Пока Лиманский возился на кухне, Павел Илларионович зорко осмотрел комнату. Простенько! Обеденный стол. На открытой книжной полке несколько книг в бумажных пестрых обложках. Из-за поставленного поперек комнаты платяного шкафа выглядывает угол железной, застеленной простым байковым одеялом кровати. На стене коврик фабричной немецкой работы: охотник в тирольской шляпе, с двухствольным ружьем, а перед ним удивленный, очевидно знающий «Красную книгу», пятнистый олень.

— Скромно живете, Григорий Михайлович, — сказал Пухов, когда Лиманский вошел в комнату, неся в руке стакан с дымящейся зеленой жидкостью. — Как вам наш город, привыкли к нему?