Лошадь над городом

Правда, ни одного письма, ни одной телеграммы ни в доме в Балочном, ни в городской квартире Зульфии не осталось, исчезло даже письмо, которое видел Пухов, все уничтожено, но ведь есть почтовые отделения, которые получают и отправляют денежные переводы, заказные письма, телеграммы... Да, да, да!.. И Павел Илларионович, вздохнув, потянулся к кнопке селектора и, вызвав все того же молодого сотрудника, приказал ему обшарить все почтовые отделения, к которым относятся Балочное и дом, где жила Степняк, проверить квитанции и книги учета за последние два года.

Сотрудник был юн и не представлял себе, что за титаническая работа ему поручается, выслушав начальника, он весело сказал: «Будет исполнено», — наклонил голову и ушел, а Пухов, достав из ящика чертеж, сделанный им в Солнечной долине, пересчитал участки, полученное число умножил на десять тысяч и сказал: «Ого!» В папке, из которой он достал чертеж, лежала еще и фотография Степняка. Он внимательно вгляделся в лицо — грубое, с тяжелым подбородком, низким лбом, мясистым носом. И хотя Павел Илларионович не разделял взглядов французского ученого Ламброзо, который считал, что между строением лица преступника и его отвратительными делами есть очевидная связь, тем не менее начальник посошанской милиции, пряча карточку назад в папку, твердо сказал:

— Да, брат, этого придумать ты не мог. За тобой кто-то стоит.

Папка закрылась раньше, чем человек на фотографии смог что-нибудь ответить. Впрочем, его совет Пухову и не требовался: начальник милиции сам знал — настало время действовать.

Свет, который падал на спину и на затылок молодого человека, сидевшего между окном и Пуховым, освещал кудрявую шевелюру, и от этого над головой допрашиваемого в воздухе парил нимб. Молодым человеком был Семен Карпович Мещеряков — продавец того самого злосчастного ларька при городской бане. На розовощекого здоровяка галантерейщика Пухов уже смотрел с неприязнью — все попытки завязать с ним высокий разговор о преимуществах газовых лазеров перед рубиновыми оказались тщетными.

— Да что вы! Какие электроны, какая накачка? Ничего не помню, все забыл, — убеждал Пухова владелец нимба. — Какой я теперь технарь? Да у меня-то, если правду говорить, никогда и способностей к технике не было.

— Странно. А при поступлении в вуз вы получили по математике пять. И справку представили, что были участником городской олимпиады по физике. Шли в институт, представляя себе, где есть сияющие вершины, а где их нет.

Мещеряков тяжело вздохнул.

— Ну, ладно, честно говоря — мечтал. Отцу и матери, помню, разницу между лазером и мазером объяснял. Но вот, не получилось, жизненный крах. А жаль. Мог ведь достичь.

— Ну, положим, кое-чего вы и достигли.

Собеседник понял, что Пухов знает и про домик в садоводстве, и про «Волгу», и про кооперативный гараж, и больше жаловаться на жизнь не стал.

— Экономлю, — туманно объяснил он, — потом у отца были сбережения, мать работала.

— А почему вы не женитесь? — неожиданно спросил Павел Илларионович. — Трудно встретить человека, который бы понял вашу душу?

— Трудно, — согласился Мещеряков. — Очень трудно. — И этот вопрос ему не понравился.

— У вас девушка есть?

Собеседник насторожился еще больше.

— Была. Когда-то давно.

— Не могли бы вы назвать ее?

— Простите, нет.

— Очень плохо: у молодого человека в вашем возрасте обязательно должна быть девушка. Женщина удерживает мужчину от необдуманных поступков... О лазерах говорить вы не хотите, от девушек отказываетесь, придется перейти на более прозаические темы. Какие отношения были у вас с погибшим Степняком?

Мещеряков потемнел лицом и некоторое время молчал.

— Как какие? Он завхоз, я работаю в ларьке. Покупал у меня мелочи. Но так, на копейки, и все для личных нужд.

— Часто и много вы разговаривали с ним?

— Редко.

— Другими словами, были едва знакомы. А с его женой Зульфией?

Мещеряков вздохнул.

— Вообще не был знаком.

— Странно. Почему же на этой фотографии (фотография взята из вещей покойной) вы держите ее одной рукой за талию, а она не зовет на помощь?

У Семена нервно задвигались только что лежавшие спокойно на коленях руки.

— Не знаете? Хорошо, оставим жену Степняка в покое. В конце концов, у вас с ней могли быть какие-то особые, не известные ни мужу, ни всему свету отношения. А что связывало вас с этими людьми? — и Пухов достал из стола фотокарточки людей, чьи фамилии упоминались в делах, хранящихся в зеленом сейфе.

Теперь руки Мещерякова уже по-настоящему задрожали.

— Хорошо, — хрипло произнес он, — я все скажу. Меня втянули в это дело Степняк и его жена, Зульфия. Но я был в их игре всего лишь пешкой, знал очень мало. Я расскажу все.

— Ну, раз мало, значит, не велик будет и спрос, — великодушно согласился Пухов. — Итак, рассказывайте по порядку.