Лошадь над городом

Не откладывая дела в долгий ящик, Бронислав Адольфович набрал по междугородному телефону номер киностудии, но девица на противоположном конце провода, которая назвалась секретаршей, сухо ответила: «Княжна должна быть у вас». Тогда Бронислав Адольфович решил больше справок не наводить, а вызвал двух молодых сотрудников, прочитал им письмо и решительно сказал:

— Вот вам задание, срок два дня, отложить все, — после чего сунул загадочное письмо в папку «исполнено». Сотрудники вышли, и дело можно было считать закрытым. Мало того, он еще неосторожно решил, что ближайшие два дня будут предельно спокойными, и, кто знает, может быть, именно их лучше всего выбрать для решающего разговора с Шурочкой. Однако Бронислав Адольфович глубоко ошибался, а понял он это уже ночью, когда его подбросил с постели пронзительный телефонный звонок. Ежась и пугливо переступая босыми ногами по холодному линолеуму, сонный заведующий сектором долго пытался понять, чей это голос старается издалека пробиться к нему через шорох и треск атмосферных разрядов.

— Я слушаю вас, товарищ директор, — выдавил из себя Бронислав Адольфович, поняв наконец, с кем имеет дело, и сбрасывая с себя последние путы сна.

— Вы что — спите? — директорский фальцет пищал и звенел, заведующий сектором сразу понял, что дело неотложное и скандальное: во-первых, директор ночью никогда ему не звонил, а во-вторых, когда звонил днем, то был предельно вежлив и говорил неестественно добрым голосом.

— Я слушаю вас, — повторил Бронислав Адольфович.

— Броня, кто это? Что они, с ума посходили звонить в два часа ночи? — донесся из спальни голос супруги.

Бронислав Адольфович пяткой лягнул дверь.

— Я спрашиваю вас, вы поручили искать в старых отчетах воду? Источники воды в районе города? Я приказал вам сделать это уже три недели назад.

«Забыл, совершенно забыл, из головы вылетело... Будь оно все проклято», — с ужасом подумал завсектором, мысли которого всю неделю были заняты ремонтом автомобиля и поездкой за город.

— Я повторяю: выполнили или нет вы мое распоряжение? — металлом зазвенел директорский голос. — К нам едет комиссия народного контроля — будут проверять всю нашу работу. Комиссия!

«Здорово его там припугнули», — подумал Бронислав Адольфович и, чувствуя, что отрицательного ответа начальник не простит, торопливо сказал:

— Поручил, товарищ директор, ищут. Все сделал, как вы...

— Кому поручили?

«Вот привязался. И не говорить теперь нельзя».

— Иванову — из второго отдела, — соврал завсектором.

— Ага, ладно. Пускай хорошенько ищет. Обстановка, уважаемый, хуже некуда. Не найдем новых источников воды, закроют институт... Позвольте, — телефонная трубка снова загремела железом, — но ведь Иванов из второго отдела месяц назад как уволился... В чем дело? Почему вы молчите?

«Влип!» — в голове у Згуриди покатились разноцветные шары, и вдруг один из них спасительно бело-красного цвета, похожий на круги, которыми оснащают места, опасные для купания, остановился.

— Это новый Иванов, только что принят на работу, — пробормотал Бронислав Адольфович, чувствуя, что идет ко дну. «Боже, что я несу!» — Молодой, недавно окончил институт... Лицо такое кривое, перебит нос, — окончательно запутавшись, брякнул он.

Как ни странно, услыхав про перебитый нос, директор успокоился.

— Напрасно вы молодого на это поставили. Ну, да, впрочем, если он энергичный... Как думаете, потянет?

— Потянет, — совсем упавшим голосом ответил Згуриди, погружаясь в зеленую тину вранья, в трубке послышался щелчок, и на этом разговор окончился.

— Послушай, Роня, где у тебя таблетки, мне надо успокоиться, — сказал Бронислав Адольфович супруге, входя в спальню и дрожа всем телом. — Трех хватит? Много? Почему не запиваю? Сейчас схожу на кухню. Нет, нет, ты спи, я там посижу, покурю.

Забыться ему удалось только под самое утро, да и то сны, которые ему снились, развивались пугающе быстро и все почему-то заканчивались сценами оживления утопленников.

Каждый раз, когда в мечтах Нина Павловна видела Степана сидящим в огромном уставленном старинной мебелью кабинете (за окном Москва-река или Дворцовая площадь с Александровской колонной и ангелом, благословляющим дерзких), или на трибуне международного конгресса, или во главе делегации, идущей по мосту через Тибр около Башни Ангелов (она сама скромно сидит в приемной рядом со старухой секретаршей, которая помнит еще Репина и Рериха, или сидит в ложе для гостей в зале заседаний конгресса, или скромно идет одной из последних через мост, построенный еще римскими камнетесами), она с горечью понимала — нет, повсюду, всегда будет провал. Не примут всерьез сотрудники знаменитого музея человека с таким выражением лица, отвернут от трибуны телевизионные камеры шустрые операторы ЦТВ в джинсах и клетчатых ковбойских рубахах с закатанными рукавами, не напечатают римские газеты портрет такого главы делегации.

Где это видано, чтобы у директора было настолько простецкое лицо? Крупный нос, плоский подбородок, вечно растянутые в улыбке губы... А жидкие волосы? А брови?