Лошадь над городом

Доехав на трамвае до улицы Костандова (ключ от «Жигулей» он в спешке забыл), Бронислав Адольфович перебежал улицу, одним духом взлетел на второй этаж и очутился перед Шурочкиной дверью.

— Вы? — почему-то удивилась она, но в квартиру впустила.

— Шурочка, послушайте, — начал Згуриди. — Я ушел от жены. Мосты все сожжены. Мы созданы друг для друга. Только представьте, как нам будет хорошо. Вы — нежная, кроткая, непрактичная, а я — жизнь кое-чему научила меня, я буду для вас надежной опо рой. Дайте вашу руку! Если не можете сказать сразу «да», не говорите. Только, умоляю, не прогоняйте. Мне негде ночевать.

Но тут красноречивый завсектором увидел, что голубые глаза больше не лучатся, а нежные припухлые губы сжаты.

— Бронислав Адольфович, можно задать вам один вопрос? — медовым голоском спросила Шурочка.

— О чем говорить, милая, хоть сто!

— Так это правда, что дом в Гаграх записан на ваше имя?

— Д-да... Конечно... Но почему вы спрашиваете это именно сейчас?

— А потому, что я звонила в Гагры и в исполкоме мне ответили, что никакого дома на имя Браун-Згуриди в городе нет. На имя Браун есть. Это кто такие — просто Браун?

— Родители жены, то есть бывшей жены, то есть... — Бронислав Адольфович почувствовал, что корабль, который он пытался провести через рифы, наткнулся на скалу, не обозначенную на карте. — И еше я звонила в ГАИ, — за мной пытается ухаживать один лейтенант, — так вот, он сказал, что «Жигули» тоже не на ваше имя, а пользуетесь вы ими по доверенности. А я верила вам.

Неизвестно, что ответил бы ей ошеломленный Бронислав Адольфович, если бы не раздался еще один звонок. Шурочка открыла дверь, и на пороге возник Карцев. Ухо его весело светилось.

— Салют! Кого я вижу, Бронислав Адольфович, и вы здесь?.. Королева, ваше приказание выполнено, цветы достал, — и он, выхватив из-за спины букет астр, помахал ими в воздухе.

— Право, вы какой! — прощебетала Шурочка. Карцев выразительно взглянул на Згуриди, и тот, поняв все, понурив голову вышел на лестницу. Щелкнул замок, за дверью послышался Шурочкин смех и даже, быть может, звук поцелуя. Тишина, наступившая потом, придавила Бронислава Адольфовича как селевой обвал, он выкарабкался из-под него в грязи с головы до ног.

По улице он шел сгорбившись, опустив руки. Следом за ним шла тень обезьяны. Трамваи катили по улице, отвратительно скрежеща, автомобили рвали в клочья шины, а только что вышедшая на небо луна лила на город мертвый кладбищенский свет. Впереди Бронислава Адольфовича ждала унизительная сцена: надо было вымаливать прощение у жены, ползать на коленях и давать клятвы.

Когда этот разговор произошел, Бронислава Адольфовна сказала:

— И забудьте о доме в Гаграх. Для моих родителей вы больше не существуете. Вы беспринципный человек. Как права. была моя бедная мама! «Роня, ты делаешь ошибку, — говорила она, — этот человек недостоин тебя».

— Недостоин, — покорно согласился Бронислав Адольфович. — Мама была права. А про дом ты напрасно, я никогда... — он замолчал, вспомнив, что не далее как месяц назад в очередной раз уговаривал Брониславу Адольфовну перевести дом на его имя.

Что касается Брониславы Адольфовны, то она про себя решила, что надо прекратить поездки уличенного в грехе супруга и на всякий случай снять и спрятать с «Жигулей» номер.

Папиросный дым, плававший в зале, к концу заседания приобрел плотность снега, лег по углам, и его можно было сгребать лопатой. Лица заседавших казались зелеными, галстуки у мужчин свешивались на грудь, как языки повешенных. Обсуждали последний вариант новой организации «Новоканала» и возможные проекты использования обнаруженной воды. Когда зал проветрили, на стенах, которые были увешаны чертежами, проявились, как на фотопластинке, белые тонкие трубы и огромный бетонный куб главного корпуса. Один бок у него был нарисован с дырой, через дыру виднелся черный цилиндр атомного реактора. Цилиндр внушал уважение. По обе стороны от завода художник нарисовал кудрявые аллеи. Деревья разбегались от реактора, как бегут на черном рынке продавцы книг от подъехавшей милицейской машины. На втором плане, в карандашном мареве виднелись веселые дома — город, устремленный в будущее.

— Ну вот и отлично. Но надо назвать проект, — и директор, ожидая предложений, довольный откинулся на спинку кресла.

— Комплекс! — быстро предложил Карцев, и все радостно зашумели.

Слово понравилось, это было модное слово, настолько модное, что им не задумываясь называют сотыкованные в космосе корабли, учреждения, где откармливают свиноматок, и даже сведенные вместе детские сады и ясли.

— И поскорее его протолкнуть, — сказал многопытный Неустроев. — Главное — проскочить область, Москва оценит.

Выйти на товарища Н.? — спросил директор, и все понимающе закивали: товарищ Н. пользовался в Паратове весом. Хотя выражение «выйти на кого-то» родилось в среде лиц, имеющих дело со шпионажем, оно с удивительной легкостью проникло даже в такие мирные учреждения, как «Новоканал», где кроме артиста Тихонова в роли Штирлица никаких шпионов в глаза не видели. — Задействуем и его.