Лошадь над городом

Так или иначе, услыхав слово «ондатровая», гражданин вздрогнул, кровь бросилась ему в лицо. Несомненно также, что, прежде чем он успел выкрикнуть «я последний», в нем родился и ушел в атмосферу импульс желания такой силы, что он должен был повергнуть в изумление безликих и бесплотных инопланетян, которые до сих пор бесстрастно наблюдали, сидя у своих антенн, возню у универмага, но теперь решили вмешаться. То, что произошло, описывают по-разному. Говорят, сначала в воздух поднялась и направилась к подошедшему гражданину шапка, деньги за которую были уже заплачены и которую продавец уже собирался вручить своему знакомому зубному технику. Видя это, в шапку вцепились одновременно и продавец и техник. Совместными усилиями им удалось прижать шапку к прилавку. Тогда шевельнулся и пополз, направляясь к неизвестному гражданину, картонный, еще не распечатанный ящик. Но тут на высоте оказалась милиция — ящик схватили и притиснули к стене. И тогда-то случилось главное: с грохотом, сломав замок, рухнула дверь подсобки, и оттуда, опрокидывая метлы и совки, стал вылезать боком ящик, припрятанный Пелагеей. Метлы, стоявшие в дверном проеме, остановили его, внутри ящика что-то завозилось, зашуршало, картонный верх вспух, лопнул, и из ящика вырвался десяток шапок, которые, подпрыгивая как собаки, кинулись через главный ход на улицу. Ловко уклоняясь от милиционеров и продавцов, они пронеслись вдоль очереди, и первая из них сама прыгнула на голову неизвестному гражданину. Не успел грянуть милицейский свисток, как сами собой заработали кассовые аппараты, выбивая чеки на припрятанную сотню, все четыре очереди рассыпались, и испуганные горожане, преследуемые шапками, бросились кто куда. Исполкомовского кассира, который ушел с работы в магазин, сказавшись больным, шапка настигла, когда он уже вбежал в свою обитую железом комнатку и успел накинуть на дверь крючок. Найдя дверь закрытой, шапка вылетела на улицу, описала, присматриваясь, в воздухе петлю и, найдя окно кассы, со звоном пробила стекло и решетку, свернула с места бронированный сейф и исчезла, как потом уверял кассир, совершив недостачу в сейфе на сумму 47 рублей 58 копеек.

Другая шапка, потеряв во время преследования своего будущего хозяина, плутала весь день до вечера по городу. Ее видели и пролетающей над крышами домов, и садящейся вечером в прицепной вагон последнего трамвая, и только ночью, когда ослабевший от погони и пережитых волнений посошанец — им был бармен из гостиницы — лег со своей женой в постель, она, непостижимым образом открыв два замка, проникла в квартиру, нашла спальню и, нырнув под одеяло, улеглась бедняге на грудь.

— Ну, Люсенька, какая ты, право, настойчивая... Сегодня я устал, — сказал бармен и, уже просыпаясь, с ужасом понял, что лежит в постели не у Люсеньки, а у собственной жены.

Соседи, разбуженные грохотом в их квартире, потом уверяли, что кроме брюк и сорочек бармена, выброшенных женой из окна, в ночном воздухе летал и круглый пушистый предмет, похожий на зимнюю шапку.

Но самое удивительное произошло в самом универмаге, причем не в день этого погрома, а на следующий, когда пришла вызванная Брониславой Адольфовной комиссия для переучета оставшихся шапок. К удивлению директора, все шапки оказались на месте, а в подсобке нашлась даже та злополучная «левая» сотня, которая была привезена в магазин без накладной.

— Ну, то, что произошло в очереди, можно объяснить с помощью потусторонней силы, так сказать, козни дьявола, — задумчиво сказала председатель комиссии, женщина начитанная и широко мыслящая, — а вот откуда, уважаемая, сто лишних шапок?

Этот вопрос она записала шариковой ручкой в акт и, положив акт в коричневый венгерский портфель, уехала.

Всю неделю испуганные посошанцы обходили стороной секцию верхней одежды, где лежал на полках дефицит, и только потом, когда все стало на место, скандал забылся, — шапки раскупили.

Однако эпизод этот имел неожиданное продолжение. Когда на следующий день начальник милиции города сидел в своем кабинете и внимательно читал статью в местной газете о происшествии в универмаге, в голубом прямоугольнике двери возникла фигура.

— А, старая знакомая, с чем пожаловала? — Павел Илларионович вышел из-за стола. — Садись, садись, честная труженица. Как выполняем план, Пелагея Карповна?

— Шутите все, — пронырливая уборщица шмыгнула носом. — Обидеть старого человека ничего не стоит. А если уйду?

— Что, что ты! Это я так, мы ведь теперь друзья. Давай, выкладывай, с чем пришла.

— Ну, у тебя времени, я ведь вижу, на меня нет. Нет так нет. — Но Пухов уже каким-то загадочным шестым чувством понял, что если старуха уйдет, с ней исчезнет нечто важное, известное ей одной.

— Я пошутил, пошутил. И пошутить нельзя. Рассказывай, Пелагея Карповна, слушаю тебя со всем вниманием.