Читаем Лошади моего сердца. Из воспоминаний коннозаводчика полностью

Служащим жилось тоже нелегко: жалованье грошовое, у денег низкая покупательная способность. Ясно, что служащий, обремененный семьей, не мог прожить на гроши, которые получал. Приходилось разрешить ему держать скотину, и, само собою разумеется, что в свое хозяйство он тянул корма от рысистых лошадей, на это приходилось закрывать глаза. Льготы, сделанные одному, вызвали зависть у других, приходилось и другим то же самое разрешить, иначе все они грозили уйти. Так образовалось хозяйство в хозяйстве. Эти зажили удовлетворительно, остальные оказались недовольны. Пошли доносы, нагрянуло начальство. Меня привлекли к ответственности. Я боролся, доказывая, что завод погибнет, если уйдут эти работники, ибо не могу же я одновременно управлять заводом, случать кобыл, ковать, пасти табун и прочее. Со мною соглашались, временно все затихало, потом опять начинались доносы, опять приезжали ревизии, снова грозили меня посадить – словом, все та же волынка. Я оправдывался, говорил, что оно, конечно, незаконно, незаконное явление можно и должно искоренить, но тогда надо платить служащим приличное жалованье, чтобы они могли просуществовать со своими семьями. Семь лет велась упорная борьба, и пока я не ушел с должности управляющего Прилепским заводом, мне удавалось отстоять интересы служащих. Столько было неприятностей, столько раз мне грозила тюрьма за незаконный образ действий и невыполнение распоряжения властей, что я и сам не знаю, как уцелел!

Одной из причин, почему так трудно было вести Прилепский завод и вообще заводы в Тульской губернии, была частая смена заведующих губернским земельным отделом. Прилепский завод, как и остальные заводы губернии, был непосредственно подчинен губземотделу, а потому лицо, стоявшее во главе этого отдела, могло иметь почти что решающее влияние на судьбу завода и людей, работавших в нем. Но даже когда завод перешел в ведение центра, то есть Наркомзема, кредиты по-прежнему шли через Тульский земельный отдел, с ним согласовывались все назначения, и этот орган имел право контроля. Отсюда ясно, сколь важно было лично для меня и для завода, кто возглавляет этот отдел. А заведующие земельным отделом в Туле менялись буквально как перчатки: однажды кто-то из специалистов при мне стал подсчитывать, сколько уже сменилось заведующих, досчитал до тринадцати или пятнадцати, рассмеялся и бросил. Большинство, если не все, приходившие на это место, не имели никакого понятия о коннозаводстве и коневодстве, всем им приходилось доказывать важность этого дела в такой крестьянской стране, как наша. Приходилось знакомить их с работой, давать характеристики персонала, объяснять, почему нельзя разогнать «бывших». Только, бывало, успеешь наладить дело с одним, внесешь хоть маленькое успокоение в жизнь заводов, где все волнуются – что там задумал новый начальник и какие будут перемены – как уже, смотришь, он ушел и на его место назначен другой. И снова начинается сказка про белого бычка. Сколько таким образом было принесено вреда заводам, и сказать нельзя. За редкими исключениями, заведующие отделом считали своим приятным долгом жесточайшим образом меня травить и всячески стремились не только снять с работы, но и посадить на скамью подсудимых.

В Земподотделе сначала был ставленник Буланже Захаров. Простой маляр, крестьянин из соседней деревни, человек неглупый, он был другом завода и нас поддерживал. Через год его сменил Скатунин, которого сменил Волков, однофамилец моего управляющего. Эти двое вели борьбу с заводом, со мною, со всеми, кто был за нас. Волков – всё-таки специалист, а Скатунин был определенно темной личностью. Прежде комиссар Хреновского завода, он имел там неприятности и был переброшен на работу в Тулу. Он никогда не говорил о своем прошлом, и я думаю, что поступал благоразумно: прошлое у этого человека было темное, а другие говорили, что и уголовное. Высокого роста, худой, довольно красивый, он не смотрел в глаза, и это было очень неприятно. Дела он не знал, к Прилепскому заводу относился скрытно-враждебно, ко мне – с подозрением.

На волосок от смерти

Спустя два месяца после того, как Скатунин принял должность, он решил объехать конные заводы и свой объезд начал с Прилеп. Приезд его в Прилепы ознаменовался происшествием, которое едва не стоило всем нам жизни.

Дело было зимой. В тот месяц и год в Тульской губернии произошло несколько крестьянских восстаний против советской власти. Крестьяне были тогда вооружены, как говорится, до зубов: у большинства были револьверы, винтовки, ручные гранаты, а в некоторых деревнях имелись и пулеметы. Все это во время стихийной демобилизации солдаты привезли с фронта. Все восстания подавлялись, неизменно побеждала советская власть, в деревнях, однако, было тревожно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное